Если честно, то я себе просто не могу представить, что пью кровь. Сразу мутить начинает. И слава богу, вот когда перестанет мутить, пора будет харакири осиновым колышком делать.
Отключив компьютер, я прикинул, через сколько мне выходить. Получилось, что еще часа три у меня в запасе есть, если мне ехать в центр, а точнее на Кузнецкий Мост, то надо выходить за час. А, значит, до четырех я свободен. Как раз хоть высплюсь в кои-то веки.
Едва закрыв глаза, я тут же их открыл. Опять заиграла заунывная мелодия звонка. Нет. Я его точно отключу. Вот прямо сейчас встану, дойду до двери и отключу.
Дойдя до двери, я услышал голос соседки и мужские голоса.
«Неужели и вправду милицию вызвала, старая карга?» — промелькнула мысль.
Ну точно. Это просто невероятно. Заглянув в глазок, я увидел старушенцию, которая клялась двум милиционерам, что видела, как некий субъект, до жути похожий на меня, тащил труп мимо ее квартиры. С ума сойти.
Я открыл дверь и выглянул на лестничную клетку.
— Эээ… Здрасти.
Главное вежливость.
На лестничной клетке стояли два милиционера. Один невысокий, с лысиной, а ля Горбачев, а другой поздоровей и помоложе, сразу видно, что он только закончил школу милиции. Причем, видимо, что-то успел напортачить, потому что лысый на него периодически косился и тот под его взглядом постоянно вертелся, явно чувствуя себя в чем-то виноватым. Заговорил естественно тот, что постарше:
— Сержант Лысько, — представился он, — Вы Виктор Светлов?
Ну да, конечно, сразу к делу, а фамилия очень соответствует.
— Еще вчера был.
Будем считать это сарказмом.
— Вы не могли бы сообщить, где вы были 21-го июня?
Так я и думал.
— В Киеве. Есть свидетели. А что, меня уже в чем-то подозревают?
Ничего. Мы тоже можем быть серьезными.
— Подозревают, в краже особо ценного имущества, в виде кошки преклонных лет, проживающей в соседней квартире.
Надо же, да он еще и шутить умеет.
— Вы что, всерьез подумали, что мы вас подозреваем в убийстве?
— Подумал. Вон, у вас даже свидетель есть. Эээ… вернее был, — а бабка-то не дура, уже смылась давно. Видать, как я вышел, так сразу и смылась.
— Ладно, — сержант махнул рукой на дверь соседки, — В каждом доме таких свидетелей полно. Мне бы пришлось тогда каждого второго сажать и каждого третьего расстреливать, слушай я их.
— Да? — я, честно говоря, обрадовался, — Значит, я не один так мучаюсь? Есть все-таки справедливость в нашей стране.
— Есть, но только очень мало и только для избранных, — почему-то грустно ответил Сержант.
Эк сразу посерьезнел, видать задело.
— Вы ничего подозрительного не замечали? Люди какие незнакомые тут не ходили?
— Я? Да я болею уже второй месяц, не выхожу никуда, — тут же ответил я.
— Наслышаны. Вас, между прочим, весь дом обсуждает. Молодой человек, с виду здоров, как бык, и ни разу за полтора месяца не вышел из дому. Странно, не находите?
А говорит, что не подозревает.
— Нет. Не нахожу, — сразу шутить как-то расхотелось, — У меня свои дела, у вас свои.
— Ну да. Конечно. Значит, ничего особенного не замечали? — поднял бровь лейтенант.
Вот пристал-то.
— Нет. Вы извините, но у меня чайник на плите. Мне идти надо.
Как я легко умею найти отговорку, а? И главное как удачно. Может, я за эти полтора месяца с людьми общаться разучился? Ну, уж врать-то я точно разучился, если вообще умел.
— Ну да. Рас чайник… До свидания Виктор Михайлович.
По отчеству даже. Да я ему в сыновья гожусь, а он по отчеству.
— До свидания.
Это я уже из комнаты сказал. На самом деле никаких свиданий с этими милыми людьми мне не надо, но надо же быть вежливым.
Интересно, я сегодня посплю вообще?
Глянув на часы, я удивился. Уже три часа. Всего час до выхода в свет. Хотя свет, мне кажется, меня особо не ждет. То-то соседи удивятся, а уж Клавдия Степановна, так и вовсе от счастья прыгать будет — теперь мне еще и все происшествия во дворе пришить можно.
Перед выходом я решил, как следует позавтракать и пообедать, чтобы сил побольше было. Ведь полтора месяца взаперти зря не проходят, может, у меня уже ноги атрофировались (мозги-то уже давно…).