Программа вещала о раннем христианстве. Голос диктора повторил — наверное, специально для меня — те самые вещие слова: «В соответствии с канонами раннего христианства, души умерших всегда возвращаются к тем, кто их любит и ждет». Я не ослышалась. Именно так и было сказано.
Льющаяся из динамика небесная, животворящая музыка — спокойная, глубокая, переливающаяся счастьем — как бы подтверждала: «Ты не ослышалась!»
Вот оно — доказательство! Все не напрасно. Я люблю. Я жду…
Раздается телефонный звонок. По характеру звонка определяю, что это междугородняя линия связи. На проводе восторженная Мила, и у нее радостная весть. Ее сука запустовала!
Через одиннадцать дней Мила повяжет свою борзую суку. Ради меня, по поверью, она накинет на голову платочек, чтобы в помете обязательно оказалась хотя бы одна борзая девочка, уготовленная для меня. Мила окружит вязку строгой тайной, дабы не сглазить волшебство зачатия Анфисы. И по воле нашего с Милой страстного желания, по воле Провидения свершится невозможное, непознанное и необъяснимое. В благословенной утробе борзой суки Милы появится зародыш моей великой любви, и оживет мечта по имени Анфиса.
Наконец, спустя тринадцать дней, Мила сообщает о состоявшейся вязке. Я знаю, что она счастливо улыбается.
Я отчетливо вижу чарующую улыбку Милы. Я знаю ее по фотографии Милы на сайте. Моя милая и нежная фея улыбается обворожительно. Дорогая фея! Она так старается! Мне кажется, Мила начинает верить. Нет, она, безусловно, верит мне!
Неужели остается всего два месяца с небольшим хвостиком? Да, бесспорно. У нас все получится. Конец июня явит чудо. Сейчас все еще апрель. Он на исходе. Ах, этот июнь, первый летний месяц — мой месяц, потому что давным-давно в нем родилась я, и тоже — в конце. Где ты? Приходи поскорей!
На третью ночь после звонка мне снится сон. Я нахожусь в чужом городе. Вечерняя мгла окутывает улицы, по которым пролегает мой путь. Прямо передо мной возникает многоэтажный жилой дом. Я оказываюсь в прихожей незнакомой квартиры. Большая прихожая отделена от просторного холла прозрачной стеной из стекла. В ярком электрическом освещении я вижу в холле квартиры людей и молодую резвящуюся борзую. Она — непоседа и егоза — без устали мотается взад-вперед вдоль стеклянной перегородки с плюшевой игрушкой в зубах. Это — сука. Окрас ее псовины не виден, его заслоняют мерцающие разноцветные штрихи, какие применяют на телеэкране, когда хотят что-либо скрыть от зрителя. Но штрихи не мешают по очертаниям и повадкам собаки моментально узнать мою единственную Анфису.
Я срываюсь с места и подбегаю к прозрачной стеклянной стене. Она раздвигается. Анфиса замечает меня и моментально узнает. Она делает прыжок вверх и навстречу. Я подхватываю в воздухе ее родное тело. Анфиса обвивает мою шею передними лапами, а задние забрасывает мне на руки, которые с легкостью удерживают на весу «борзую кобылку». Мой истосковавшийся нос зарывается в мягчайший шелк псовины любимого существа и упивается неповторимым, узнаваемым, родным, любимым запахом. Ее запахом. Запахом поля и трав, солнца и ветра, степной пыли и полевых цветов — тонким, нежным, неиссякаемым. Я чувствую на шее прикосновения горячего, влажного языка Анфисы. Наши сверкающие любовью взгляды сталкиваются. Анфиса кричит громко и радостно: «Наконец-то я на земле! Наконец-то мы вместе!»
Я просыпаюсь с ощущением ее тела, запаха и несказанной радости. Только что — и уже не на небесах, а на земле, впервые после долгой разлуки — встречались и ласкались наши души. Анфиса зачата! Она еще малышка, которую не удастся рассмотреть даже в микроскоп, но она здесь — в восемнадцати часах езды от меня поездом. Правда, ехать рано, слишком рано.
Я тороплюсь сообщить о сновидении Миле. Мой рассказ наполнен эмоциями пережитого. Я обращаю внимание Милы на сокрытие Анфисой своего окраса и делаю вывод, что он будет непредсказуемым. Мила поражена — в особенности, совпадением даты сна и жизненных реалий: если вязка была удачной, то именно за день до сна должно было произойти зачатие щенков. Она говорит, что ей не терпится увидеть мою Анфису, что теперь она тоже ждет ее. Вот и Мила ждет Анфису. Анфису, которая придет. Придет после того, как ушла…
Этот сон, вещий и правдивый, как письмо, как весточку о своем прибытии моя девочка прислала не случайно: Анфиса торопится предупредить любимую хозяйку, где она появится на свет, и ограждает меня от дальнейших сомнений.
Подступали первомайские праздники, но их приход омрачался тревогой за состояние здоровья Айны. 19 мая ей должно было исполниться десять лет и семь месяцев. Айна мужественно пережила смерть своей единственной и любимой дочери, но горевала. Невыразимая печаль поселилась в ее глазах, походка сделалась медлительной и тяжеловесной. Перенесенная утрата определенно сказалась на Айне. Правда, зимой и в начале весны она ни на что не жаловалась, аппетит не утратила, и я надеялась, что Айна еще увидит свою вернувшуюся дочь и обязательно ее узнает. Мы все надеялись, но май погасил наши надежды.