Буря, разыгравшаяся во мне, со стороны выглядела следующим образом. Ночью, в четвертом часу, я соскочила с постели и понеслась в кухню, где находилась дорогая сердцу фотография Анфисы. Рамочка с фотографией сама оказалась в руках. Попеременно прижимая к груди и целуя холодное стекло, сквозь которое глядели родные и любимые глаза, я жалобно повторяла одну и ту же фразу: «Анфиса! Родись!» — итак без конца.
На кухню примчался муж.
— Что с тобой? — спросил он испуганно.
— Не тревожь меня! — отмахнулась я.
— Немедленно возьми себя в руки и расскажи, что случилось!
— Ничего хорошего не случилось. Борзая девочка, что родилась в доме Милы, не Анфиса.
— С чего ты взяла?
— Я это знаю, и все!
— Поэтому ты и просишь ее родиться?
— Да.
— Понятно. Но сейчас почти четыре утра. Наверняка, сука Милы закончила щениться.
— Я запрещаю тебе так говорить. Я проснулась не вдруг, не случайно. Это душа пробудила меня. Значит, есть шанс упросить Анфису родиться и уговорить мир возвратить ее нам остается. И не смей меня переубеждать. Я чувствую, что все опять приходит в движение, что Анфиса еще может успеть — успеть в последнее мгновенье…
— А если в помете не будет больше суки, ты что же, откажешься от уже рожденной?
— Да! Придется, хотя будет тяжко, больно и… неудобно перед Милой.
— Почему придется?!
— Потому что уже родившаяся сука — не Анфиса.
— Но мы все так долго ждали, мы настроились на щенка! Ты о нас подумала?
— Нет!
— Почему?!
— Потому что я думаю об Анфисе…
Супруг улыбнулся своей особой — мягкой и покровительственной — улыбкой, какой взрослые обычно улыбаются детям, и тихо сказал:
— Иди спать, дорогая. На тебе лица нет. Утро вечера мудренее. Глядишь, проснешься — а тебя будет ждать радость.
— Я так на это надеюсь. Я все еще надеюсь. Анфиса! Я так сильно ее люблю.
— Я — тоже. Ну что, спокойной ночи? Пятый час!
— Спокойной ночи.
Мне удалось заснуть почти мгновенно. Я упала в сон совершенно обессилевшая, но со спокойным чувством. Я назвала бы его «чувством полной исчерпанности». Мною было сделано все, чтобы Анфиса пришла. И ОНА ПОЯВИЛАСЬ! УТРОМ! И ВСЕ СРАЗУ УЗНАЛИ ЕЕ!
Глава 6. Возвращение Анфисы
28 июня 2004 года. Восемь часов утра. Я сплю блаженным сном младенца, но даже во сне мое ожидание настроено на звонок телефона — звонок из страны Счастья. Он, наконец, раздается — пронзительный, требовательный, резкий, вызывающий.
Я срываюсь с кровати и бегу, понимая, что звонит Мила. На ходу за секунды, которые занимает продвижение от спальни к кухне, где находится телефон, пытаюсь сообразить, предугадать, предвидеть: сбылось или нет? Ничего не соображаю, не предугадываю, не предвижу, но краем глаза успеваю заметить необыкновенно праздничную атмосферу солнечного сияния, врывающегося в открытые летние окна. Она дополняется звонким, жизнерадостным птичьим щебетом, доносящимся с улицы, и прозрачным, нежно-голубым небом. Кажется, что небеса на время открыли врата своего необъятного и непостижимого мира. Несколькими прыжками преодолеваю расстояние между спальней и кухней, между сном и действительностью, между мечтой и реальностью, между страданием и счастьем:
— Алло! Мила, ты?
— А кто же еще! Ну, что тебе снилось? — интригующей и вкрадчивой мелодией своего бархатистого голоса вопрошает моя победоносная фея.
— Ничего не снилось. Мало спала, — растерянно отвечаю я своей покровительнице спросонок, и тут же в моей изможденной голове выстраиваются события прошедшей ночи.
Скороговоркой, захлебываясь словами от переполняющих меня эмоций, рассказываю Миле, как проснулась под утро в слезах, металась с фотографией Анфисы по кухне, просила девочку родиться и заявила мужу, что родившаяся накануне сука — не Анфиса.