— Ух ты! — восклицает ошеломленная Мила и заговорщицки продолжает: — А теперь слушай меня! Сразу после полуночи родилось еще два красных (она имеет в виду муругий окрас щенков) кобеля. Итак — пять кобелей и одна сука. Я была в полной уверенности, что это — все, и больше никого не жду. Вдруг, в пять утра, на свет появляется последний щенок. Ты помнишь, как просила меня перезвонить, когда родится последний?
— Да, помню, — говорю я замедленным и дрожащим голосом.
— Слушай дальше! Этот последний — седьмой — рождается самым крупным и… белого окраса, то есть именно такого, какого нельзя было ожидать. Щенок не похож ни на маму, ни на папу, ни на братьев и сестру. Я любуюсь щенком и в то же время раздосадована. У меня не возникает ни малейшего сомнения относительно пола белого малыша. Он больше остальных, хоть и последний. Следовательно — кобель. Причем шикарный кобель. С другой стороны, в помете лишь одна сука, а ты не очень-то ей обрадовалась и ждала другую. Я тебе другую предложить не могу, потому что ее нет. Меня гнетет неудовлетворенность, словно не сбылось основное: нет кандибобера — нет Анфисы. Такие мысли роятся во мне и — подобно злым осам — жалят сердце, пока я разглядываю помет. Моя дочь тем временем обрабатывает белого щенка. Вдруг она как закричит: «Мама, это же сука!» Я беру белого щенка на руки и не верю глазам: сука, действительно сука: великолепная, породная сука, с идеальной от рождения формой головы — с «правильной головой», такой, как на эмблеме РКФ. Вызывающе красивая сука! «Уж это кандибобер так кандибобер!» — думается мне. Легким недостает воздуха от охватившего меня волнения. Я делаю глубокий вдох и на выдохе торжественно произношу: «Это точно Анфиса!» Рассматриваю щенка уже более детально и замечаю у него между нежно-палевыми (бледно-бежевого цвета с легкой примесью рыжего тона) ушками такого же окраса соцветие во лбу. Четыре еле видных аккуратных пятнышка образуют цветок. На память приходит, что Анфиса, по сути, означает «цветочная», «цветущая», как сирень. У щенка во лбу — тоже сирень. Представляешь?! Мурашки пробегают по коже от подобного совпадения, но я уверена, что цветок сирени — не совпадение. Передо мной — Анфиса собственной персоной, твоя Анфиса! Ты счастлива?
— Это моя Анфиса? — пришибленно отвечаю я вопросом на вопрос.
— Конечно, твоя, — как разомлевшая на солнце кошка, мурлычет мне внутренний голос.
— Но она белая, я не ожидала белую, — вяло торгуюсь я сама с собой.
— А какой еще, по-твоему, она могла сойти к тебе с небес?! — возмущается мое глубинное это: я начинаю злить его своей непонятливостью и заторможенностью…
— Твоя, твоя! Не узнать невозможно! И с цветком во лбу! — подбадривает меня Мила.
— О-НА ПРИ-ШЛА… — произношу я по слогам, и постепенно до меня доходит смысл произнесенного.
— Пришла!!! И притом — писаной красавицей! — торжествующим голосом изрекает Мила.
— Она пришла… — шепчу я, кивая, и оказываюсь в золотом, как солнце, облаке радостного волнения. Облако исходит из меня. Оно заполняет мою сущность и окружающий воздух, а потом внезапно проливается солнечным дождем: я плачу откровенно, не сдерживаясь, не стесняясь. Даже не думаю о стеснении. Это — счастливые слезы. Это — солнечный дождь моей мечты.
— Да, и я сразу ее узнала. Девочку невозможно было не узнать! Все произошло так, как предполагали ты и твой муж. — Волшебная Мила угадывает и старается укротить мои слезы.
— И она отмечена цветком?
— Самым настоящим, как цвет сирени. Ты же сама вычитала в Интернете, что ее имя сравнивают с сиренью!
— Милочка! Ты назовешь ее Анфисой?
— Обязательно, как и обещала. Но приставкой к имени будет название моего питомника, а заглавное слово названия означает звезду — и получается, что твоя Анфиса пришла с большой звезды, то есть с неба. И вдобавок она — белая!
— Мила, знаешь, почему у нее идеальная голова?
— Почему?
— Анфису Там пожалели и потому «отремонтировали» ее бедную головушку: она была изуродована болезнью, и ее создали заново — совершенной. Это милость за страдания Анфисы.
— М-да… Похоже на то… — соглашается Мила.
— А как здоровье моей девочки? Как ее мама и другие щеночки? — спохватываюсь я.
— Все чувствуют себя хорошо. Анфиса — ну очень крупная, лапищи толстые. Большая собака из нее вырастет. И вообще, она — чудо как хороша! Она и есть чудо.
— Спасибо! За все тебе огромное спасибо, Мила.
— Пожалуйста! Я испытала такое огромное напряжение, что сил не осталось, и от усталости слипаются глаза. Я хочу спать.