Анфиса не появлялась в моих снах с момента своего зачатия. В ночь накануне отъезда она мне приснилась.
Я стояла, одетая в дорогу, посреди дорожных сумок, а ко мне прижималась ушедшая муруго-пегая Анфиса. Руки гладили Анфису, пальцы легко проникали сквозь нежнейший шелк тончайшей псовины, вплоть до теплого, живого тела, и ласкали его. Когда я проснулась, то окончательно осознала, что завтра — не спустя вечность, не через десять лет, не через год, не через месяц, а уже завтра — я и моя Анфиса будем вместе. Поезд отходил вечером, и мы с сыном еле дождались начала заката.
До Москвы я взяла билеты в вагон с четырехместными купе, а обратный путь нам предстояло проделать в комфортабельном вагоне с купе, рассчитанным на двоих. Эта роскошь была предусмотрена специально для Анфисы.
Супруг проводил меня с сыном до вокзала, посадил в поезд и дождался отправления. Тревога и счастье были написаны на его лице.
Хорошая погода сопровождала нас до самой столицы. Она ликовала вместе с нами. Мы с сыном прильнули к окну и созерцали сменяющие друг друга пейзажи. Привычная растительность постепенно вытеснялась иной: поля уступили место рощам, рощи — лесам, которые нескончаемо потянулись вдоль железнодорожного полотна.
Таким же бесконечным было время, проведенное без моей девочки. Но отныне оно получило станцию назначения, к которой мы неминуемо приближались. В тот день — и дома, и на вокзале, и в поезде — я воспринимала мир глазами ребенка, которые светятся безоблачной радостью в преддверии наступающего праздника. Лишь в детстве упоение души достигает такого накала, что жизнь становится прекрасной сказкой. Не скажу, что я впала в детство, но его восторженный мир точно снизошел до меня.
Ночь промелькнула, как один часок сна. Утром меня охватила лихорадка волнения. К полудню я успокоилась, а через пару часов поезд прибыл в Москву.
Волоча тяжелые сумки, мы с сыном преодолели длинный вокзал, затем последовало долгое путешествие с пересадкой в метро и под конец немного прокатились на маршрутном такси. Нам неслыханно повезло: дом Милы находился прямо возле остановки. Еще несколько этажей на лифте — и мы у цели.
Я знала, что все борзые Милы лето проводят за городом. В тот августовский день в ее квартире резвился лишь наш помет, который еще с утра обязались разобрать новоявленные владельцы щенков. Получалось, что мы — прибывающие ближе к вечеру — не успевали увидеть однопометников Анфисы.
С зашедшимся сердцем я вдавила кнопку звонка на входной двери. Дверь открылась моментально — нас ждали, — и я увидела мою всемогущую фею. В жизни она оказалась такой же, какой я ее себе представляла.
Мила — милая и красивая, умная и добрая, душевная и отважная, нежная и самоотверженная. Но основное — это чувствовалось сразу, — от Милы исходила волшебная энергия любви. Она обладала и владела этой энергией, наделяя любовью других.
Я назвалась, но Мила и без того поняла, кто мы. Улыбка ее имела то же несравненное очарование, что и голос. Мила познакомила нас со своей мамой, которая оказалась удивительной женщиной. Она светилась добротой, чуткостью, искренностью и таким жизненным задором, которому могла бы позавидовать любая молодость. А как, скажите, еще могла выглядеть старшая фея?…
Наш приезд совпал с приходом будущих владельцев сестренки Анфисы — той самой суки, которая родилась в помете раньше моей девочки. Нам с сыном удалось повидать эту первую суку.
Борзая девчонка была определенно хороша, но ничем не напомнила мне Анфису.
Темные, крупные, породные глаза юной суки были прекрасны! Но они не были глазами Анфисы!
Мила проводила гостей с предпоследним щенком из помета — разобрали всех, кроме Анфисы. Мы с сыном отнесли на кухню сумки с гостинцами, и наступил захватывающий момент. Предназначенная мне, полуторамесячная сука по кличке Анфиса была закрыта в одной из комнат. Мила отворила туда дверь и первой прошла в дальний левый угол, который загораживал стоявший посреди комнаты большой диван. Мы с сыном переступили порог, но сразу щенка не увидели. Мила тем временем присела за диваном на корточки и, разглядывая кого-то на полу, ласково сказала: «Анфиса, вставай. За тобой приехали».
При словах Милы в моей груди защемило, а на глаза сами собой навернулись слезы. В тот миг мне померещилось, что я не стою на полу квартиры, а витаю в высотах далекого космического океана, на рубиконе миров, и через какие-то секунды перенесусь через неведомую грань реальности. Спустя мгновение, к сердцу — может быть! — прильнет моя девочка. Именно моя! Может быть… Может и не быть… «Господи, сжалься и даруй мне Анфису!!!» — взмолилась я.