Думаю о том кобеле из преданий, который на охоте перебил ногу коню и не пострадал. Но больше — о том коне… Зажав в зубах перчатку и прихрамывая, двигаюсь вперед. Муж с сыном вскоре перестают задавать мне вопросы о самочувствии, потому что я в ответ молчу. По моим щекам катятся слезы. Мужчины понимают, что мне больно двигаться, а разговоры отнимают силы. Сармат и Айна семенят подле меня и заглядывают в глаза. Нога опухает в колене. Наверняка вытекает суставная жидкость. Вспоминаю, как несколько лет назад я поучала супруга, что следует крепиться и бороться, когда он был в аналогичной ситуации. «Что ж, буду крепиться и бороться. Муж пока не является основным добытчиком в семье, и если я послезавтра не выйду на работу, то растеряю клиентов и нам опять не на что будет жить», — говорю я себе.
В квартире с опухшей ноги с трудом стягиваются джинсы. Могу передвигаться только ползком, чем и занимаюсь. Применяю вьетнамскую мазь и туго бинтую колено эластичным бинтом. Следующий день лежу и реву от боли и отчаяния. Что скажут врачи, мне давно известно по истории с супругом. Молюсь. Заставляю мужа соорудить мне палочку для облегчения ходьбы. Он делает ее из палки для лыжни. Поутру третьего дня супруг облачает меня в плотные джинсы и удобные кроссовки. С палкой, держась за его руку, я добираюсь до такси и далее — до работы.
Первые три дня передвигаюсь с помощью слез. Меня жалеют коллеги. На работу хожу ежедневно. Через неделю привыкаю к боли настолько, что потихоньку волочусь вслед за семьей в поля, опираясь на палку. Спустя месяц боль становится терпимой. Истекают два месяца — сходит отечность с сустава. Заканчиваются три — нога в колене начинает понемногу сгибаться. Четыре месяца борьбы с собой — отказываюсь от палки. Долой полгода — косточки в суставе прекращают тереться друг о друга, а я перестаю хромать. Нога полностью сгибается и совершенно не болит.
В это время волею случая консультирую клиента, который оказывается хирургом-травматологом. Рассказываю ему свой эпизод на охоте и дальнейшую историю своего выздоровления. Он ощупывает мое колено и поражается рассказу. Методом пальпации и опроса симптомов врач находит, что был выбит мениск, вытекала суставная жидкость, имеется надкол кости и надрыв задней коленной связки. «Воистину, движение — это жизнь!» — восклицает опытный медик и раскрывает «большой секрет». По его предположениям, мне грозила инвалидность, если бы отдалась после травмы в руки врачей. Способ моего исцеления его не удивляет. Интересует другое: как я терпела боль? Самой интересно. Кто б объяснил! Наверняка борзые помогали, делясь своей фонтанирующей, благой энергетикой, и еще — звали поля!
Так для меня приоткрылась сила удара борзой. Именно приоткрылась, но не обнаружилась доподлинно, поскольку меня ударил семимесячный борзой щенок, а не сформировавшаяся борзая. Причем ударил боком, а не плечом. Вдобавок существенно сбавив скорость, так как тормозил, что было мочи. Мне представился своеобразный повод гордиться мощью Сармата. Плюс убедилась, что он любит меня. Кобель спасал мою жизнь, разворачивая себя перед ударом. Он мог сбить меня плечом и продолжить погоню, но я для него была главнее, ценнее, любимее и важнее всех зайцев, вместе взятых. Какого чудесного кобеля я вырастила!
Встречу своего первого Нового года Сармат отметил тем, что стащил со стола огромный кусок торта, приготовленного мной. Торт слагался из медовых на спирту коржей, перемежавшихся обильными прослойками масляного крема с грецкими орехами: конечно же он впечатлял, манил, а исходивший от него аромат нагонял слюну.
Супруг отрезал «сиротский» кусочек, чтобы доконать свой желудок и таким образом завершить кулинарную часть праздника — поединок с застольем. Положив кусок на тарелку в кухне, он пошел на лоджию за газировкой. Когда вернулся, Сармат опирался передними лапами о край стола и поглощал верхний слой крема с мужниного куска. Завидев мужа, кобель одним движением языка слизнул и скрыл в пасти весь кусок. Потом он, как удав, стал делать заглатывающие движения и проглотил торт, не жуя. Покончив с грабежом, Сармат пригнул голову и покорно ожидал обычного наказания в виде окрика или слабого шлепка.
Супруг ограничился замечанием Сармату, что горстью каши тот почему-то давится, а кусок торта величиной с два хороших кулака прошел у него, как по маслу. В ответ на упрек Сармат еще ниже наклонил голову, как бы прося поскорее его как-нибудь наказать и отпустить переваривать невыразимую вкуснятину.