Айна считала, что хозяева должны жить для нее и исполнять все ее прихоти и что мир вообще создан лично для ее персоны. Она отличалась вредностью натуры и многое делала назло и супротив. Скажешь ей лечь в прихожей после прогулки, она грязными лапами потопает в кухню и ляжет там. Заорешь и замахнешься на нее веником — звереет и моментально щерится. А то схватит веник и в клочья его растерзает. Плюнешь на ее поведение, успокоишься — Айна тут как тут с поцелуями. Но не с поцелуями прощения! В них жалость к хозяину ввиду отсутствия у того выдержки и наличия слабой организации нервной деятельности.
Придешь пораньше с работы уставший и попросишь Айну дать поспать немного: ан нет, она не даст и заставит немедля выйти на прогулку. Больше того, потянет в поля. Раз у хозяина появилось дополнительное, следовательно, свободное по ее понятиям время, то оно — для нее, и требуется немедля использовать его по назначению.
Остальные поступки в том же духе. Со временем я приметила одну интересную особенность, которая помогала мне в общении с моей дражайшей Айной. Я злюсь — она злится, я вскипаю — она вскипает вместе со мной. Мысленно одергиваю себя: «Утихомирься и остынь, возьми себя в руки, она же взбалмошное дитя природы, а ты — разумный человек. Будь великодушнее и иди ей навстречу». Мой пыл улетучивается, и тут же гаснет злоба Айны, которая, как выясняется, была защитной реакцией на мои агрессивные выпады. То, что Айна — их причина, уже не в счет.
Думаю, поведение Айны объяснялось отчасти ее врожденным недоверием к роду людскому. Допускаю, что хозяева ее дедов и бабок в чем-то нагрешили перед борзыми.
К старости Айна изменила свое отношение к людям. Наш беспримерный подвиг доброго отношения — и это несмотря на все ее проделки! — сотворил чудо. Айна стала считаться с нами, а меня боготворить. Чтобы дождаться перелома, пришлось пройти с ней, норовистой и противоречивой, многие годы по жизни. Такова была наша судьба. А от судьбы не уйдешь! Можно попытаться, конечно. Можно и от собаки избавиться, можно — и от человека. Но не думают ли некоторые, что тогда на их «умную» голову свалятся такие беды и будут насланы такие неприятности, по сравнению с которыми предыдущие покажутся мелким недоразумением. Мы покорно и терпеливо вынесли посланное нам испытание и любили Айну такой, КАКОЙ ОНА БЫЛА СОЗДАНА.
Сармат с детства был полной противоположностью Айны. Всем своим видом он показывал, как благодарен судьбе, что оказался у нас. Сармат жил для нас и ради нас. Он и сегодня выказывает нам свою преданность и послушание. И маленький, и повзрослевший, Сармат слушал и слушался, он вникал и внимал. Мальчик старался быть нам в радость, а не в тягость. Его присутствие умиротворяло.
В лице Сармата в нашу жизнь вошла другая борзая — царь и бог борзых. Чувством собственного достоинства, изысканностью манер, воспитанностью, морем ума и очарования Сармат олицетворял аристократизм и интеллигентность. Сообразительность и послушание, самодостаточность и отзывчивость, отвага и готовность к самопожертвованию, уважение и благодарность, великодушие и чуткость составляли неотъемлемые черты его характера. Какой кобель разделял с нами жизнь! Такими бы люди были! Перед Сарматом хотелось преклонить колени и сказать: «Чего изволите, Ваше Величество?!» Айне же «почему-то» нередко кричали другое: «Убью, дрянь такая!»
По морде борзого кобеля сразу видно: благородный кобель. На морде борзой суки начертано, что она хоть и прекрасна, но сука в полном смысле этого русского слова. Борзые девчата: ласковые, хитрые, находчивые. Они — бестии-затейницы и озорницы наших душ — проникают в нас так глубоко, так сильно чувствуют и так умеют к нам задушевно подлизаться и повиниться, что дают фору кобелям.
В них наши главные надежды на продолжение рода. Борзые суки обаятельны и женственны до умопомрачения. Отдавая нам свою любовь, они умудряются оставаться себе на уме и не позволяют понять себя до конца. Поэтому, даже находясь рядом, остаются восхитительной и осязаемой, но тайной!