– Ань, так кто тебя обижает? Отец? Мачеха? Кто? Скажи… Ты сама не своя… Задумала отсюда сбежать, уехать. Да кто они такие, чтобы так измываться!
– Не надо об этом, ладно? Это не отец и не мачеха – они-то как раз поддерживают, защищают. Не все люди одинаковы… А расскажи о своем детстве?– уходя от прямого ответа, перевела разговор девушка.
– Да вроде нечего особенно и рассказывать… Пацанами шкодили, как и все… Сейчас вот смешно об этом вспоминать. И в сады забирались, и в палисадниках обносили клубнику, ягоды. И на рыбалку ходили, и в горах купались в ледяной речке… И еще я помню, как строили наш дом из самана. Саман делали обычно всем миром, выкапывали за огородами большие ямы, выбирали оттуда глину, замешивали ее с соломой, закладывали в формы и сушили… Еще мал совсем был, отца почти не помню… Он умер рано… Я же здесь вырос, в других местах был только на фронте. Когда школу окончил, после седьмого класса в районе стал учиться на механика, потом армия, а тут война. Тоже практически ничего не видел: пришлось воевать, и смерть за мной по пятам ходила, и других убивал… и разрушенные города и села в тоску вгоняли… Побывал в таких переделках, тоже рад, что жив остался… Давай уже не будем о войне говорить: что было, то прошло. Мы живем, будем радоваться этому… Я снова тебя спрашиваю: подумала ты о моем предложении?
– Никак не пойму, Федя: ты серьезно об этом говоришь или смеешься надо мной? Как мне верить тебе? Хотя, кажется, ты меня не обманывал, но как знать, где правда? Почему-то я в сомнениях… Пока не уверена, что мы будем вместе… Где жить-то станем: у вас домик малюсенький, даже меньше нашего. Не знаю, где вы там все помещаетесь, но, чувствую, что мне там места не будет… Буду, как на иголках, жить…
– Почему ты сомневаешься? Разве я своими словами дал тебе повод для этого? Места всем хватит, Таисия уйдет скоро в свой дом. Останется Настя, но, как знать: и она может выйти замуж и уйти к мужу.
– Таисия – в свой дом? Но она же не замужем? Какой дом? Одна?
– Ну да, мать собирается купить ей домик небольшой, присмотрели уже. Вот она скоро уйдет – места будет больше.
– А ты, стало быть, остаешься в своем доме?
– И ты со мной будешь там жить…
– Не знаю, Федя… Не знаю… как-то не хочется мне жить в тесноте… Не решусь я…– снова с какой-то тоской медленно проговорила девушка.– А знаешь… уже поздно, пойдем по домам…
– Аня, я не понял: ты не хочешь жить в моем доме?
– Это разве твой дом? Подумай сам…
– В доме останется одна мать. Как я – самый младший сын – уйду от нее?
– Ты предлагаешь мне выбор, а выбора-то нет…– тихо сказала девушка, стараясь отойти от него, чтобы вернуться домой. Федор замер, ничего не понимая в ее словах.
– Пойдем уже по домам… поговорили… Хватит на сегодня, я поняла твои мысли: ты сам по себе, я не в счет,– грустно сказала она и пошла по дороге, стараясь не оступиться.
– Аня, я не понял: ты мне отказываешь?– прямо спросил он.– У тебя есть кто-то другой на примете?
– О чем ты? Какой другой… Я никого в поселке-то не знаю… Но и согласиться с твоим предложением не могу. Я не готова к такому… Ткани не забудь купить для матери: сатин или штапель. Лучше штапель,– уходя в сторону дома, тихо проговорила она.
– Ну, подожди же, Аня, так нельзя: мы с тобой не договорились ни о чем.
– Ты так считаешь? А мое мнение тебя не интересует? Вот и думай: тебе так выгодно, удобно, а мне – как-то не очень, боюсь я что-то,– сказала она, уходя от него все дальше, не страшась уже оступиться.
Федор не стал ее догонять, медленно шел за ней, обескураженный. Темнота сгущалась, уже почти и не видно девушки, только глухой стук каблучков слышался впереди. Он понял, что сейчас не лучший момент для продолжения разговора, но был разочарован и раздосадован. Услышал, как отворилась калитка, видимо, девушка уже вошла во двор, и вполголоса произнес: