Низенькая, толстая, неповоротливая, как кубышка, она была намного старше Сергея, злобная сплетница, интриганка. Поэтому и в деревне ее не любили. А за Сергея пошла с умыслом: считала, что у его отца много денег, раз позволил себе купить такую усадьбу по приезде в поселок. Огород, сад, два домика, хозпостройки, хороший просторный двор – все это понравилось Шуре, когда она познакомилась с Сергеем. Несмотря на его глухоту, она терпела его, только всегда ворчала и ругалась на него, называя пнем, глухопаром, но не уходила, надеялась, что отец все же отделит сына и купит им дом побольше, а уж там она развернется. А тут приехала Анна. И Шура, как с ума сошла: злилась без причин, ругалась и ворчала, что теперь никакой жизни ни ей, ни детям не видать. Поэтому и с девушкой так себя поставила и обижала ее, каждый раз выискивая, к чему можно придраться. Сергей не слышал, о чем разговаривали Шура с сестрой, но увидел, что сестра плачет, и сказал:
– Не обращай на нее внимания, Аня, – она всегда такая.
– Да какая она Аня? Нюрка она и есть Нюрка… А то придумали – Аня!– со злостью крикнула Шура, унося продукты в дом.
Аня быстро пошла от их домика к своему. Так больно: ее ни за что обидела совсем чужая тетка.
Она вытерла слезы и постаралась успокоиться, вошла в домик, прибрала все, что купила, ушла на кухоньку, чтобы поставить чай. Отец хмуро глядел на нее, мачеха молчала, как всегда, ни о чем не спрашивала. Девушка чувствовала, что она здесь чужая. Разговор не складывался. Она заварила чай, поставила пиалы на стол, нарезала хлеб, выставила домашнее масло, сахар и рукой показала, что можно почаевничать. Присела сама с края стола и подвинула к себе хлеб.
– Шурка снова ругалась? Не бери в голову – она такая и есть. Всем порядки свои устанавливает. А ты не обращай внимания, позлится и отстанет. И не плачь… Это не поможет. Надо показать ей, что она тебя совсем не интересует. Перебесится со временем. Снова в тягости, а норов не может сдержать. И в кого только такая уродилась: вроде баба как баба, но надо же…– проговорил задумчиво отец, качая головой.
– Как же не обращать внимания, мы все-таки родственники. И я ей ничего не сделала, за что она так меня ненавидит?– тихо проговорила Аня. Помолчав немного, она спросила:– А что такое – в тягости?
Отец с мачехой переглянулись и улыбнулись.
– Скоро снова у нее будет малыш. Ей бы беречь себя, а она… Ну да ладно,– тоже возмущалась Нина Ивановна (так звали мачеху).
– Что о ней толковать… Что увидела в поселке? В магазине есть что-то новенькое?– спросил Филипп Федорович.
Отец далеко из двора не выходил: ноги отказывали, болели суставы. Видно, совсем не сладко было в тюрьме-то. Но Аня об этом не рассуждала, она жалела отца. И он ее не обижал, но больше помалкивал, изредка, как сейчас, вызывая на разговор.
– Да как будто ничего нового, все то же самое. Пиалы там красивые, разные по расцветке. Казахи любят чай из них пить, вы говорили. Мне бы на работу надо куда-то устраиваться, может, в поле где-нибудь что-то делать. Я же не буду дома сидеть все время. Что вы подскажете? А вот парень меня один проводил до дома, сумку поднес, так он сказал, что с такими маленькими ручками меня никто не возьмет никуда. Это правда?
– Что за парень?– спросил отец.
– Да не знаю я его, и никого еще не знаю. Федором зовут.
– Это не Федя ли Сварыгин? Такой высокий? Недавно вернулся с фронта… Он на нашей улице живет, неподалеку от нас. Да ты мимо их усадьбы в магазин ходишь,– сказала Нина Ивановна.
– Не знаю, может, он. Я его не разглядывала толком. Но он не приставал, просто шли, разговаривали, смеялись,– ответила Аня.
– Ну, девушка, уже надо присматриваться к здешним людям. Так и будешь от всех бегать,– спокойно улыбнулась Нина Ивановна.
– Успеет присмотреться, молода еще – так и обидеть могут ни за что, ни про что,– проворчал отец.
– Вот именно – ни за что, ни про что… И не будет знать, кто обидчик,– укоризненно молвила мачеха.
– Я пойду в сад, надо обрезать старые ветки, вы говорили мне вчера, откуда начинать,– отодвинула пустую пиалу Аня и встала, чтобы убрать посуду со стола.
– Ну иди, иди, я тоже сейчас приду туда. Не порань руки-то, рукавицы возьми,– напутствовал отец.
Аня вышла из домика, переодев платье, сменив туфельки на легкие тапочки, которые ей сшил отец из голенищ старых кирзовых сапог.
– Ну ты совсем, Филиппушка, девушку смутил… Она же росла без матери, откуда ей знать, что такое в тягости? Она-то и о себе не все знает толком. А ты…– проворчала Нина Ивановна.
– Жалко тебе ее, да, Нина? Конечно, знаю я свою вину, но что теперь поделаешь… Позвал к себе, как будет она жить дальше, что делать, – пока ничего не предскажешь. Но глядеть за нею надо в оба: вишь, какая она красавица?! Так парни и будут возле нее крутиться. Уже один тут как тут. Где один, там и другие, как бы не ославили девку-то,– задумчиво ответил Филипп.