()
Гермиона обошла мужчину с огромной камерой у лица, вспышка от которой временно ее ослепила. Финк приветственно кивнул, обводя что-то в блокноте.
— Невыразимцы отыскали след. Это точно Малфой, — он махнул рукой, на мизинце остались чернила. — В пределах погрешности.
Гермиона осмотрела тротуар, перевела взгляд на подошву ботинка, задравшуюся штанину, что открыла носок с ромбиками, доходящий до голени.
— Свидетели?
— Ага, — Финк дернул подбородком в сторону двух размытых пятен за пределами охранного барьера.
Они вместе развернулись и направились в сторону границы.
— Странно, что всегда находятся свидетели, тебе не кажется?
Финк не ответил.
(Май 1999)
Поттер протянул Драко палочку все равно что стакан с соком. Драко не знал ни почему перед глазами все еще стоит бесстрастное выражение лица Поттера, ни почему слышится разговор, который продолжился, будто Поттер не протянул ему то, что способствовало убийству Темного Лорда. То, чего Драко не касался больше года, после того как Избранный вырвал палочку из рук в той самой гостиной, где он сейчас стоял.
Драко думал, что ощутит тяжесть. Темное, тревожное чувство, которое проникнет в кровь, когда он воспользуется палочкой. Словно бы часть Волдеморта влезла в сердцевину и осталась там, чтобы каждый раз вторгаться в Драко. Но то была просто магия. Его магия. Часть его сути, что с палочкой, что без нее.
— Люстра… — начала мать, разглядывая хрусталь, который искрился на свету.
— Я купил новую. Вчера разблокировали мою ячейку.
До этого у него не было ни возможности, ни денег хоть что-нибудь поправить. В такой ситуации Драко еще не оказывался и чувствовал себя беспомощным, а потом настолько злился, что перестал обращать внимание на обстановку. После освобождения он тратил деньги, которые отец припрятал в мэноре. По окончании первой войны Люциус узнал о привычке Министерства замораживать счета, поэтому Драко подозревал, что отец рассовал по дому шкатулки, как только вышел первый раз из тюрьмы. Было время, когда он не прикоснулся бы к этим деньгам, ожидая отца, но тогда Драко смотрел на него снизу вверх, будто никогда не вырастет выше отцовского колена. То время кончилось, когда Драко увидел Люциуса человеком, от которого остались лишь страх и униженность, когда оказался со старшим Малфоем на одном уровне и, поравнявшись, мог лишь стремиться стать на голову выше.
Сбережения, правда, быстро кончились, а еженедельное пособие, которое считалось в Министерстве достаточным, на четыре месяца превратило Драко в нищего.
— Ты восстановил стены?
— Я восстановил все.
Уничтожил каждое напоминание, которое жаждал стереть еще с самого освобождения. У него ушло два дня, бездна заклинаний и бессонная ночь, но Драко проявил упорство. А когда он проявлял упорство, мало что могло его остановить.
Мать улыбнулась, и улыбка эта свидетельствовала не о силе Нарциссы, но о силе Драко. Эта улыбка была счастливой.
()
Клив покачал головой, глаза у него слезились, но он сморгнул влагу.
— Не знаю. Я приносил новый ингредиент и просто оставлял там.
— Где?
— Я всегда перемещался портключом. В темную комнату. Подземка, наверное. Камень. Мокро, холодно.
— Вы там подписали договор?
— Может быть. В похожем месте.
— О чем говорилось в договоре?
Изо рта Клива вырвался длинный поток бессмыслицы. На секунду Гермионе показалось, что он говорит на другом языке, стараясь обойти Веритасерум, но вид у него был беспомощный. Вероятнее всего, на договор наложили чары, препятствующие обсуждать его содержание. Ничего полезного тут не добиться.
Гермиона потерла виски, непонятный набор слов наконец иссяк. Она могла бы проверить, можно ли снять блок, но если Клив подписал договор, без самого документа в этой процедуре никак нельзя было обойтись. Да и то…
— Договор вам предложил Гаррисон Блэк?
— Нет.
Гермиона оторвалась от пергамента.
— Вы сказали, что не знаете.
— Я знаю, что не он.
Она оценивающе осмотрела Клива, размышляя, откуда ему было знать, что не Малфой подсунул договор, когда задержанный даже не видел, с кем его подписывал.
— В договоре упоминались Гаррисон Блэк или Драко Малфой?
Снова поток бессмыслицы.
Гермиона постучала пером.
— Я упоминалась?
— Нет.
Значит, Малфой — да. Эта проблема была чуть менее серьёзна по сравнению с той, если бы договор предложил именно Малфой.
Вот и нашлась лазейка. С этим можно было работать.
(Июнь 1999)
Кудри. Что-то у него в мозгах было запрограммировано на то, чтобы замечать поблизости любой намек на упругие локоны. Привычка не была новой — Драко остро реагировал на кудри с того дня, как мысленно провозгласил Грейнджер врагом, по молодости лет не понимая, какой враг настоящий.
Если бы не это, он бы никогда не заметил ее в кафе, сгорбившуюся над книгой за угловым столиком. Ладонью Грейнджер то ли подпирала голову, то ли пряталась от любопытных взглядов. Но даже не видя лица, Драко узнал прическу, запачканные чернилами пальцы, согнутую позу, ставшую обычной со времен учебы. Если бы не запрограммированная часть мозга, перехватившая управление нормальным мыслительным процессом, он бы никогда не зашел в это кафе, сочтя идею хорошей.
Напрягшись, Драко занял место в очереди. Люди держались от него подальше, против чего он нисколько не возражал. Он поднял взгляд на доску, где, неаккуратно написанные мелом, перечислялись блюда и напитки. Те слились в пятно: Драко краем правого глаза пытался уловить сидящую где-то позади двух столов и клерков Грейнджер.
Зачем он зашел? Ему всего-то и нужно было, что купить матери зелья от сухого мучительного кашля, который навевал мысли о смерти. Здесь ему нечего было делать. Драко уже месяц не видел Грейнджер: с того дня, как Поттер сообщил, что не может держать Нарциссу в доме против ее воли. Драко проигнорировал как присланное с совой приглашение на ужин от Поттера, так и письмо от Грейнджер неделю спустя.
Он собирал по кусочкам жизнь, а ее непременными атрибутами никогда не значились Гермиона Грейнджер и Гарри Поттер. Они слишком долго стояли в основании клонящейся башни событий, которых Драко не желал, а потом она рухнула и погребла все под собой. Новую жизнь нельзя было построить на основе деталей, которые ту башню разрушили. И пусть часть из тех деталей составляла самого Драко, с ними он ничего поделать не мог. А с другими — вполне.
Драко нервничал. Он словно бы дал вселенной задание вершить то, что ей вздумается, и был чертовски уверен, что выбор окажется не в его пользу. Нужно было уходить. Грейнджер его даже не заметила — Драко считал, что застать ее врасплох за книгой было даже легче, чем во сне. Не сказать, что он хотел, чтобы его заметили. Скорее… было интересно, заметит ли она вообще. Если да, то, быть может, так было суждено, и если она поздоровается, то, быть может, суждено было поздороватья и ему. Ведь иногда Драко о ней думал. Чаще, чем следовало. И когда вызванная этими мыслями первоначальная злость проходила, он гадал, что она делает и что теперь о нем думает.
— Три недели прошло.
Драко обернулся, лицом к лицу сталкиваясь с мрачной Грейнджер, которая притоптывала ногой по полу. Она что, обошла зал? Он даже не заметил ее приближения.
— Что? — голос прозвучал хрипло, и Драко кашлянул, выступив из очереди.
— Ты должен был закончить читать еще три недели назад и до сих пор не вернул. Ты украл у меня книгу.
— Я не крал книгу.
— Крал!
Драко бросил взгляд на прислушивающихся к разговору посетителей. Отбиваться от толпы поклонников Грейнджер в его планы не входило.
— Я ее не вернул, это не значит, что украл.
Сощурившись, Грейнджер подбоченилась. Драко ожидал, что вот сейчас она топнет ногой. Когда она капризничала, было трудно помнить, что перед ним стоит способная, сильная волшебница. Он ухмыльнулся — Грейнджер ткнула его пальцем в грудь.