— Что-то не сходится. Если они видели Малфоя мельком, они смогли бы вообразить себе его лицо. Не точную копию, разве что у них фотографическая память.
Финк улыбнулся, и Гермиона быстро поднялась. Стул качнулся, но вновь опустился на ножки.
— Хочешь их просмотреть?
— Где воспоминания других свидетелей?
Финк убрал флаконы в карман.
— Многие по различным причинам отказались их предоставлять.
— Ну, тогда, — она прошла через кабинет и сорвала с крючка у двери мантию, — нам придется их убедить.
(Июль 1999)
Запах пота Грейнджер был ненавязчивым и отдавал сладостью. Драко проводил взглядом стекающую по ее шее каплю. Ему казалось, что запах станет более сильным и мускусным, стоит только наклониться поближе и вдохнуть. Наиболее трудно будет пробраться за завесу волос, которые словно не определились с направлением и оттого устремились во все стороны, прилипнув к влажной коже и вздыбившись вокруг головы.
— Просто подумай. На земле властвовали динозавры — а теперь они мертвы. Львы, пантеры, акулы тоже доминировали, а теперь их запрятали в зоопарки.
— Потому что это свойство любых видов, в чьих руках есть власть. Включая человечество по отношению к самому себе.
— Неправда. Как минимум, не все люди пользуются имеющейся властью. Кто-то же отказывается, когда им предлагают вступить на влиятельный пост. А есть люди, которые могут контролировать собственную жизнь, но они отказываются брать на себя ответственность. Игнорируют свою же силу, хотя могли бы делать что угодно. С собственной жизнью, конечно же. А вместо этого они позволяют другим ее контролировать.
— Всех нас контролируют, кого-то больше, кого-то меньше. — Грейнджер одарила его оскорбленным взглядом, и Драко продолжил, не дав ей встрять: — Например, твои отношения с Поттером. Если бы вы не подружились, ты бы даже не подозревала, как вернулся Темный Лорд или что он вообще вернулся, пока об этом не объявило Министерство. Ты бы не сражалась с ним бок о бок. И жизнь у тебя вышла бы другой. Так что тебя контролирует влияние Поттера на твою жизнь.
— Да, но…
— То же самое и с Министерством, на которое ты работаешь, с законами, которым подчиняешься, и с решениями, которые принимают окружающие. Никто не может целиком и полностью контролировать свою жизнь.
— Но у нас больше возможностей контролировать жизнь, чем мы думаем. Опять же о Гарри. Если бы он позволил кому-то управлять собой, он бы давным-давно умер. Не нарушал бы правила, не…
— Кто-то бы возразил, что Поттер позволил. — Грейнджер нахмурилась, Драко круто повернул от дороги, когда мимо пронеслась машина. — Уступил судьбе, которую ему напророчили. Он мог уехать куда угодно, оставить мир, и будь что будет. Но он уступил.
— Это был его выбор, — заметила Грейнджер. — Он сам так решил. Гарри делает, что хочет, что чувствует правильным. Иногда его действия сходятся с желаниями других, иногда он вообще не должен этого делать. Я же говорю о людях, которые делают то, что не хотят, потому что им так сказали. Ну, то есть… иногда и по другим причинам. Иногда они просто заблуждаются. О людях, которые приходят в себя, обретают контроль над ситуацией и потом не используют власть, чтобы обеспечить себе лучшую жизнь. Жизнь, которую хотят.
— Это все равно что терпеть жестокость, когда нужно развестись, или уволиться, или начать революцию. Ни один из нас не должен обладать властью, с помощью которой можно испортить жизнь человеку, а ты не должен с этим мириться. У всех нас есть сила сделать жизнь лучше. Не все ею пользуются.
Или же знают как, подумал Драко. Ошибки становится делать лишь труднее, не проще. Когда ты представляешь, как именно малейшая ошибка может разрушить тебе все будущее, наличие выбора парализует. Даже если его возможность была твоим заветным желанием.
Они свернули с улицы, и в поле зрения с другой стороны появился дом Поттера. Плохая была идея. С плохими идеями Драко свел близкое знакомство, так что теперь сразу их признавал. Он только не знал, повлечет ли эта плохая идея потерю сна, уха или более важных частей тела.
— Я просто говорю, что однажды придет нечто большее, мощное и изменит нашу судьбу. Нечто такое, что нельзя остановить. Такова жизнь.
Драко считал, что это нечто уже пришло, да и никуда не уходило. Что под ним кроются такие понятия, как судьба и время, и созданные ими монстры, и все, что сгинуло. А может быть, по миру распространится вирус, созданный в какой-нибудь лаборатории. Величайшей слабостью человечества была самонадеянность, подталкивающая управлять явлениями, превосходящими человека, и из этого проистекало желание изобретать средства, которыми эти явления можно было уничтожить. Это касалось всего и вся.
— То есть ты сейчас признаешься, что подготовила подземное убежище с припасами и пятилетний план сопротивления, чтобы отвоевать мир?
Грейнджер развернулась к нему лицом, крутанув ручку, но так и не толкнув входную дверь. Драко не удивился бы, стой за ней Уизли с палочкой наизготовку и ворохом подозрений. Драко не знал, сам ли оказался в клетке или только в нее смотрит.
Грейнджер широко распахнула глаза, так, что свет сумерек прошел сквозь радужку, обратив ее в зеленую.
— Откуда ты узнал?
Он пожал плечами, и она схватила его за руку, словно он готов был развернуться и уйти. Драко не сопротивлялся.
— Я умнее тебя, а с тобой все ясно… Это была не шутка, Грейнджер, и уж точно не настолько веселая.
— Извини, — выдавила она сквозь смех и резкие вдохи. — Ты просто такой милый.
— Милый?
— Как котенок перед львом, все эти «рар» против львиного «ра-а-ар». Ну, не как у пиратов, а с большим… «р-р». Свирепо. По-животному. Неукротимо. Опасн… В общем, смотреть на тебя умилительно, но ты не выиграешь. Котенок, Малфой, — она отвела палец от его груди и показала на себя. — Лев.
Драко хмыкнул и уперся в дверь ладонями по обе стороны от ее плеч. Грейнджер выпустила дверную ручку.
— Но львы попадают в клетки, так что не понимаю, какую опасность ты представляешь.
— Ты в моей клетке, так что если не понимаешь, то ты…
— Ее просто нет. Я бы посмотрел, какая ты неукротимая, Грейнджер. Необузданная. Но если думаешь, что я не смогу угнаться, ты уже проиграла.
Ее щеки залило румянцем, порозовели уши, и Драко захотелось добавить больше красок. Он отодвинулся, слишком остро осознавая, где они находятся, чтобы так отвлекаться на ее тепло, но Грейнджер качнулась за ним. Дождалась, пока удивление не перейдет в понимание, или же убедилась, что он больше не отходит, и тогда поцеловала.
Ее руки вцепились в воротник футболки, полные мягкие губы ласкали его рот, и на чьем пороге они стоят, стало совершенно не важно. Драко обнял ее за плечи, но этого не хватило, потому он огладил ее бока, притянул ближе, заполняя ею пустоту между ними.
Кончики их языков соприкоснулись, Грейнджер порывисто вздохнула, отчего Драко подался вперед, а в животе у него завязался узел. Жажда. Его пальцы сжались на ее бедрах, он поцеловал ее крепче, намереваясь вновь и вновь срывать с ее губ этот вздох, пока тот — на будущее — не врежется в память.
В дверь что-то врезалось, судя по подскоку Грейнджер, ее спина. Драко, теряя равновесие, подался к Гермионе. Но когда щелкнула ручка, она отстранилась, забирая с собой все тепло.
Драко поднял взгляд, Грейнджер обернулась, одной рукой по-прежнему стискивая его футболку так, что та давила на шею. Гермионе потребовалась секунда, чтобы понять, что перед ней Поттер, и разжать пальцы. Дыхание вырвалось со свистом. Драко всеми силами сдерживал свое.
Поттер круглыми глазами смотрел то на нее, то на него. Грейнджер приняла свою смелую позу — как всегда, когда собиралась отстаивать свою точку зрения, — кашлянула и вскинула подбородок, а Драко рассматривал преимущества и последствия того, если схватится за палочку.
Поттер ударил ладонью по двери, развернулся, оставляя ту открытой, и направился в гостиную. А потом расхохотался.