— А свидетели могут врать или откровенно путать меня с кем-то, потому что я этого не делал. Министерство не успокоится, пока не засунет меня в…
Гермиона закатила глаза.
— Не Министерство убивает…
— Значит, кто-то еще, но не я! — проорал Малфой. — Верь во что хоче…
— Да не думаю я, что это ты, — сорвалась Гермиона, потому что устала из-за его взглядов чувствовать себя в чем-то виноватой, хотя вот ее совершенно не за что было винить. Но каждый раз, опустив глаза и напомнив себе об этом, она вновь смотрела на Малфоя, и чувство вины сжимало ей грудь. Если уж на то пошло, страдать этим должен Малфой.
— Я вижу. С моей-то вереницей тел — сочтешь мои слова признанием? Может…
— Если бы я верила, что ты убийца, я бы уже десять раз тебя арестовала! — прокричала Гермиона. — Мы бы здесь даже не оказались, потому что я бы оглушила тебя еще на той улице!
Малфой задержал на ней долгий взгляд, затем посмотрел на зажатую в руке черную шерстяную вещь. Ее мантия — Гермиона про ту совсем забыла. Он перекинул мантию через предплечье, разгладил пальцами складки и поднял голову. Малфой выглядел бесстрастнее, чем чувствовал себя на самом деле. Гермиона это знала.
— Так почему мы здесь?
— Что?
— Почему ты не выполняешь свою работу?
— Выполняю.
— То есть, знай в Министерстве, что прямо сейчас ты стоишь со мной в отеле без малейшего намерения связать меня и бросить в тюрьму, там бы решили, что ты выполняешь свою работу?
Ее скорее перевели бы на испытательный срок и отстранили от дела. Гермиона глубоко вдохнула, чтобы чем-то заполнить молчание, пока Малфой не возомнил о себе невесть что.
— Я выполняю свою работу. Моя обязанность — найти убийцу и выяснить его мотивы. Собрать факты. И я сомневаюсь, что у меня получится, если ты окажешься за решеткой.
— Так было бы проще.
Она деланно хмыкнула.
— Если бы ты поделился информацией.
Все было бы проще.
— Если бы ты меня арестовала.
Гермиона вскинула брови. В какие-то дни одной лишь этой фразы ей было достаточно, чтобы так и поступить. В другие она бы утащила его в свою квартиру, чтобы напоить незаконно приобретенным Веритасерумом. Все зависело от того, насколько сильно он сидел у нее в печенках, — а сидел он там всегда.
— Ты пытаешься меня убедить?
— Я пытаюсь понять почему.
— Я уже сказала. — Под испытующим, оценивающим взглядом Гермиона поежилась. — Тебя приговорят на основе свидетельских показаний и прошлого. Я пытаюсь найти доказательства.
Ради него. Ради него, ради него, ради него, а он ни капельки не помогал.
Несколько секунд Малфой смотрел на стену, а когда перевел взгляд на Гермиону, ей словно полоснули по сердцу. В выражении его лица было нечто до боли, мучительно знакомое. Нечто такое, отчего безотчетно захлестывало паникой и страхом. Словно бы в этот самый, наиболее нужный момент она забывала что-то очень важное, что не одну неделю сохраняла в памяти.
— Кого и где убили?
— Если ты расскажешь, что происходит…
— Не могу. Пока нет.
В Гермионе вновь пробудилась злость.
— Так мне придется ходить за тобой и непонятно как связанными людьми и компаниями…
«…и считать трупы, и врать коллегам, и страдать бессонницей, и…»
— Вообще-то…
— …клясться, что ты не виноват, но ничем мне при этом не помогать…
— Так не помогай! — рявкнул Малфой. — Я не хочу, чтобы ты лезла…
— …зачем ты пришел в клуб, ведь он же явно связан с…
— У него то, что мне нужно! Я…
— Компонент противоядия?
Драко раскрыл рот, закрыл и прищурился. Они одинаково ненавидели, когда их застигали врасплох.
— Я сказал тебе — отступи. Ты вообще не должна была приходить сегодня в клуб. Эти люди опасны…
— Уж поверь, я знаю кое-что об опасных людях, и я не собираюсь отступать! Если это какой-то яд, мне нужно знать, пока вещество не распространили…
— Его не распространяют! С его помощью он получает то, что хочет, то есть мстит, а не захватывает ми…
Малфой оборвал себя, а Гермиона постаралась стереть с лица все эмоции. Постаралась выглядеть настолько же незаинтересованной, насколько ему самому удавалось отстраняться именно в те моменты, когда это бесило ее больше всего. Но, вероятно, сильное любопытство Гермионы сложно было спрятать, либо же Малфой знал ее достаточно хорошо и не верил, будто какая-то деталь разговора ускользнула от ее внимания. Не в этот раз.
— Не лезь…
— Что за он?
О’Киф? Или его отец? После войны Люциус никому не мог насолить, значит, всплыли прошлые грехи, да и О’Кифа к тому же нельзя было назвать добрым малым.
— Мстит? За… за… — она склонила голову: за прошедшие полтора года был только один случай, связанный с темной магией, местью и кучей других составляющих. — Уайетт мертв.
— Хорошо.
— Так Уайетт…
— Мне плевать на Уайетта, — прорычал Малфой.
— Сложно поверить!
— Да потому что тебе запудрили мозги!
Гермиона приоткрыла рот, Малфой клацнул зубами и, запустив руку в волосы, потянул за концы.
— Я сказал тебе — не лезь в…
— Это министерское дело, Малфой, его нельзя…
— Тогда передай его другим, — выдавил он сквозь сжатые зубы. Ей было непонятно, почему ее роль в расследовании так его злила.
— Да, чудесно получится: все усилия насмарку, а тебя упекут в тюрьму. Другой мракоборец не даст тебе разгуливать…
— Пусть попробуют остановить…
— Попробуют? Отлично! Давай еще добавим сопротивление при аресте и нападение на мракоборца! Список твоих преступлений растет не по дням, а по часам! Визенгамот десять минут будет зачитывать пункты обвинения, конечно, тебя сочтут невиновным!
— Просто отдай это дело, Грейнджер.
— Я не могу.
— Тогда подожди хоть чуть-чуть! Разберись пока с другими! — Она фыркнула. — Не таскайся за мной хвостом, мне нужно хоть какое-то время, иначе все полетит в… Я не поступаю плохо, я все исправляю.
— Но способ ты выбрал неправильный.
— Единственный. Не у всех есть твоя…
— Просто расскажи мне! Я помогу! Неужели ты не понял, что все может обернуться по-другому, если ты попросишь помощи, а не будешь действовать, словно вариант только один?!
Понять выражение его лица было невозможно. Вероятно, Гермионе редко доводилось его видеть, либо слишком много эмоций там было намешано. Что бы там ни крылось, Малфой предпочел спрятать лицо, уставившись в пол. Он шевелил челюстями, с каждой стороны то напрягались, то расслаблялись мышцы.
— Ты не представляешь, Грейнджер, что значит все потерять. Но сначала ты достигаешь определенной отметки, а потом строишь все заново. И вот это… собрать детали, сообразить, что значит каждая и куда подходит… Я смогу это сделать, только когда закончу здесь. Я уже говорил, что не надо мне помогать. Я меньше всего хотел, чтобы ты вмешивалась… хоть и знал, что вмешаешься самой первой.
— Я уже вмешалась. Ты…
— Нет, не вмешалась.
— Уже! И я разберусь в этом деле, даже если ты ничего не расскажешь. Что…
— Если ты подождешь, пока я сам не разберусь, я все расскажу.
С чем разберется?
— Я не могу. Мне нужно знать, что ты делаешь с «Эйфорией» и зачем продаешь.
Для начала.
Вид у Малфоя стал настороженный. Гермиона этого не ожидала.
— Я никогда не продавал «Эйфорию».
— Др…
— Я не продавал. Я сварил, ее украли, я выяснил кто, и мне вернули деньги.
— Бред!
— Это правда. Я не продавал «Эйфорию» и никого не просил этим заниматься.
— Тогда зачем тебе столько? Зачем она вообще?
Настороженность пропала, оставляя Гермиону размышлять, что из сказанного попало в цель. Или не попало. Если Малфой успокоился, значит, размышления увели ее не в ту сторону.
— Экспериментировал с зельями. Создал «Эйфорию», попытался улучшить состав, чтобы избавиться от предела в три дозы. Получились разные варианты, но я не слышал, чтобы какой-нибудь действовал больше трех раз.