Палочка Драко валялась где-то на полу, палочка Нотта — сбоку от того. Нотт продолжал к ней тянуться, шлепая ладонью, но палочка была слишком далеко. В любом случае Драко доберется до своей первым. И как только Нотт перестанет трепыхаться, Драко достанет ее, и Нотту не поздоровится.
Сердце бешено разгоняло кровь по телу, что то аж вибрировало, перекрывало горло и слух, а грудь сводило мучительной судорогой, которую Драко испытывал лишь пару раз в жизни. Он распадался. От него остался скелет, наконец-то осыпающийся костями на землю.
И все же, среди этой какофонии звуков, этого грохота, который казался взрывом, существовала константа. Непрерывный звон, перекрывавший шум, звон, который вел его сквозь хаос. Звук, который Драко всегда находил.
Из чего состоял человек? Из жил, мышц, крови. Но что делало его тем или иным человеком? Человеком, на которого бы Грейнджер смотрела так, словно видела в нем свет, или человеком, у которого здесь и сейчас сводило от ненависти все внутренности? Драко знал, что именно уничтожает любого человека. Он знал, каким хотел быть раньше и каким хочет быть сейчас. Но все еще понятия не имел, из чего он сделан.
()
Они сбегали по лестнице: Гермиона следовала точно за Гарри с Финком, сбоку от нее спускался Рон, и еще двое мракоборцев замыкали отряд. Она ожидала, что Гарри подвинется, позволяя ей сойти со ступенек, но он встал как вкопанный, из-за чего Гермиона врезалась ему в спину, а в нее — другой мракоборец. От столкновения с Роном Финк полетел вперед, но оказался перехвачен Гарри, который вцепился ему в руку, а Рон — в мантию.
Только через несколько секунд Гермиона заметила на полу, под проникающим из двух маленьких окон лунным светом, брызги крови и с дрожью втянула воздух. Оставшаяся часть комнаты пряталась в темноте, пока Рон с Финком не наколдовали Люмос, осветивший сидящего в центре мужчину. Приоткрыв рот, Гермиона машинально шагнула вперед, и команда мракоборцев последовала за ней.
Это был Нотт — понадобилось время, чтобы узнать его сквозь заплывшие черты. Его шею украшали черные, фиолетовые и синие пятна, руки были скованы за спиной, а ноги — привязаны к ножкам стула.
— Охренеть, — прошептал Рон. По комнате залетали вспышки Люмоса, Финк двинулся к телу. Гермиона не могла дышать.
Она узнала его по вытянутым ногам, не успело заклинание осветить его черты. Драко сидел в углу, открыто глядя на них, на челюсти темнел синяк, а на щеке виднелся порез. Со своего места Гермиона не видела других ранений, но он все равно выглядел вымотанным и измученным, как никогда в жизни.
— Вы опоздали на три дня, — произнес он через силу надтреснутым незнакомым голосом.
— Встать, Малфой! — рявкнул мракоборец, обходя Гермиону и выставив перед собой палочку.
— Он жив, — развернулся Финк, держа пальцы на шее Нотта. Гермиона обессиленно привалилась к перилам. Она не знала, что ощутит, не понимала и сейчас, но у нее упал с души камень, она была счастлива и немножко горда. — Пульс есть.
Гермиона не осознавала, что двигается, пока Гарри не схватил ее за руку.
— Гермиона, они должны его арестовать.
— Знаю, но…
— Грейнджер, ты сама хочешь? — поинтересовался стоящий рядом с Драко мракоборец, кивнув подбородком. Драко смотрел на нее с непроницаемым лицом.
— Нет, не хочу, — отчеканила она. Гермиона думала добавить, что вообще-то должна, и вставить еще парочку эпитетов в адрес малфоевской личности, которыми она характеризовала его последний год, но решила, что время на это найдется позднее. Все, чего ей сейчас хотелось, это, наверное, обнять его, вылечить, а потом ударить.
(2 марта 2001)
Грейнджер схватилась за прутья решетки и дернула дверь камеры, хмуро наблюдая за сдвинувшейся под ногами землей. Какое-то время Драко думал, что больше ее не увидит. Не в таком виде: в повседневной одежде, с волосами, которые уже ничто не спасет, и горящими глазами. Он считал, что ее образ останется с ним, то навевая теплые воспоминания, то преследуя его, но, возможно, больше не стоило думать о Грейнджер с точки зрения прошлого.
У него не было четкого плана, что именно делать с Ноттом: поддаться гневу или остаться тем человеком, которым он себя считал. Даже когда Нотт валялся под ним, задыхаясь, или когда под палочкой Драко тот вырубился от нехватки воздуха. Но тот звон среди какофонии не ослабевал, даже когда Драко разрывался от ярости на атомы, которые отказывались собираться воедино. Он опустил палочку. И, возможно, то было не поражение. Возможно, он наконец-то поступал правильно.
Драко желал быть человеком, в котором мог разгореться свет. Ради себя, ради матери и, наверное, ради Грейнджер.
— Ты свободен, — сообщила она, пока они друг друга разглядывали. — Тебя продержали здесь на две недели дольше положенного, но впредь не будешь целый год утаивать информацию. Ты очень подозрительный тип, знаешь ли. Весь отдел мракоборцев так считает.
Драко, казалось, напряженно о чем-то размышлял, и это действовало Гермионе на нервы и разжигало любопытство. Так что она шагнула от него, когда он ступил к ней из камеры, но расстояние между ними довольно быстро сократилось. Его уменьшила Грейнджер, прижав ладони к груди Драко, притянув его голову и поднявшись на носочки, и поцеловала, пока не успела передумать.
Он ответил не сомневаясь и заключил ее в такие крепкие объятия, каких она от него не ждала. Но Драко умел ее удивлять. В мгновения, на которые внешний мир даже не обращал внимания, и в другие, перекраивающие жизнь, в которой она и не думала его встретить.
Казалось, чтобы увидеть будущее, нужно немного оторваться от реальности. Люди этого не понимали, а тех, кто мог заглянуть вперед, называли безумцами, вот только некоторые из безумцев оказывались правы. А все, кто заявляли, основываясь на логике, что через пятнадцать лет они будут жить так, а не иначе, ошибались. Так что время от времени можно было верить и поддаваться чему-нибудь безумному, даже если это не имело смысла. Потому что будущее могло приготовить тебе именно такую жизнь, и не стоило ее упускать.
Драко поднялся за Грейнджер по лестнице, подписал бумаги об освобождении, и ему вернули две палочки: его и матери. Грейнджер улыбалась во все зубы, будто ждала, что он запрыгает от радости, так что Драко лишь вскинул бровь и мотнул головой на выход. Ухмыльнулся, когда она, фыркнув, устремилась к дверям, не глядя на него, пока они не покинули здание.
Драко уже размышлял, не поблагодарить ли ее, большей частью во время тех трех дней в подвале со связанным Ноттом, не рискуя привлечь внимание охраны и упустить его. Размышлял об этом все три дня, пока ждал ее, зная, что она придет. Грейнджер всегда его находила, даже когда он этого не хотел и не считал, что кто-то сможет.
Слова, однако, постоянно застревали у Драко в горле, поэтому он решил, что лучше выразит благодарность действиями. Он пока не знал, какими именно, но подозревал, что Грейнджер найдет способ ему подсказать.
Драко глубоко вдохнул свежий холодный воздух. Снег на тротуаре превратился в слякоть, которая брызгами оседала на мантиях спешащих по важным делам волшебников. Мир всегда был наполнен неким шумом, неразличимым для уха живущих в нем существ. Казалось, миллиарды людей ударяли по клавишам пианино, лихорадочно пытаясь извлечь звук, к которому прислушается мир, но сами терялись в диссонансе. Но в конце концов порой из него рождалась мелодия. Возможно, она звучала только для тебя, но звучала гармонично, и важно было лишь это.
Грейнджер взяла его за руку холодными пальцами, хотя ладонь оставалась теплой, и потянула на тротуар, бормоча что-то насчет того, что их в одном месте ждет важное дело.
И иной раз находились люди, тоже способные расслышать твою мелодию.
Конец.