— Да, — подхватила секретарша. — Горностаев с неё пылинки сдувал. И за все годы, что он здесь работал, ни одна сплетня о нём не возникла. Ладно, Вика, тогда в половине пятого спускайся на стоянку.
Когда она захлопнула за собой дверь, Лидия Михайловна развернулась на кресле и сиплым голосом сказала:
— Ты знаешь, Вик, спасибо тебе за эти слова, я ведь вспомнила, как Коля после института к нам пришёл. Мы тогда все на шинном заводе в плановом отделе… наш бывший управляющий, который теперь в Москве, заведующим был, я уже ведущим экономистом несколько лет была. А он сопляк необученный. Но через месяц мы его все зауважали. Обучался с полпинка, на цифры у него вообще нюх сверхъестественный… вот так посмотрит на документ вполглаза и говорит: «Тут где-то лажа». И точно, пересчитаешь и повинишься. Тогда ещё компьютеры в диковинку были, на калькуляторах все считали, а старухи на деревянных счётах предпочитали. Он росточка небольшого был, но краси-и-вый! Мать его артистка, в драмтеатре до сих пор играет. Величественная такая, голос глубокий. И жену оттуда взял. Наши девчонки многие ему глазки строили, но он только на Барби эту глядел. Она и сейчас ничего, а уж тогда! Ну кукла! Ты передай им всем от меня соболезнования, скажи, непременно позже зайду.
Примерно это Вика повторила на поминках, о нём как о главном учителе в профессии, как образце для подражания, что знает она его семью по фотографии, которая всегда стояла на его рабочем столе. Вдова, действительно красивая, но уже сильно увядшая, в отличие от заплакавших дочерей, не прониклась, а раздражённо откликнулась:
— Слова, слова, слова! Что-то вы ни разу не появились в этом доме, ни копейкой не помогли семье уважаемого вами человека!
Кажется, с прошедших выходных Викино терпение иссякло. Коме того, в отличие от остальных своих коллег она к столу присела после того, как помогла девочкам и двум соседкам Горностаевых перемыть посуду от предыдущей смены поминающих, накрыть на стол по новой и выпытать у них нынешние обстоятельства их жизни, уже с порога показавшиеся ей подозрительными, и пришла в ужас, поэтому сухо ответила:
— Как вы знаете, в прошлые выходные у меня сороковины по матери были…
— Откуда ж мне знать!
— Ну вот, а претензии предъявляете. А она до этого почти год не вставала. Так что спасибо вам, что помогали мне в уходе за ней и в расходах.
— Мы до этого дня незнакомы были. Я не обязана!
— А я?
Вдова засопела и не нашлась, что ответить. А Вика, увидев, что все её коллеги разошлись, и за столом остались только члены семьи, плешивый мужик, который неотлучно находился при хозяйке дома, и всё те же соседки, сказала:
— Я примерно представляю, сколько Николай Николаевич получал и сколько скопил для своих девочек, чтобы обеспечить им образование, в случае необходимости даже платное, и достойную жизнь. Вы своему новому другу эти деньги отдали, а теперь ещё именем детей побираетесь!
— Это не ваше дело! И вообще, я деньги вложила в дело, и скоро у нас их будет достаточно!
— Я полагаю, это сделано без формализма? Никаких расписок ваш друг не давал?
Единственное, чего добивалась Вика, это чтобы Варин альфонс признался при свидетелях, что получил от неё деньги. Но он очень технично ушёл от её вопросов, изобразив смертельную обиду, и унёсся в ночь. Вдова помчалась за ним, умоляя не гневаться. Соседки засобирались домой, сожалея, что, по всей видимости, с деньгами семье придётся распроститься.
Мать Николая Николаевича возмущённо, но не выходя за рамки культурного общения, сказала Вике, что не стоило затевать разборки на поминках, проявляя неуважение к покойному, на что Вика резко возразила:
— Ксения Владимировна, я уважала Николая Николаевича как никого другого, и для меня главное — исполнить его волю. Он хотел, чтобы его семья была обеспечена, а его вдова всё отдала проходимцу. Это ли не унижение, что на его поминках сидит хахаль вдовы, а она выпрашивает у гостей деньги, которые тоже ему отдаст. Вы о внучках подумайте, на что им жить и в каких условиях. Старшая только на первом курсе, а он наверняка её за попу щиплет…
Пожилая дама поглядела на покрасневшую внучку и наконец-то вышла из состояния безучастной тоски:
— Ксюшенька, внучка… да я убью эту тварь! И куклу эту бездушную!
— А может, Варвара девочкам не родная? — вырвалось у Вики.