С того момента по сей день у меня одно желание - нормальный сон. Я уже забыла что это значит. Каждую ночь ОН приходит ко мне во сне и... Просто смотрит. Стоит напротив и смотрит, не моргая, не двигаясь, словно статуя. Я слышу его дыхание.
Его имя - Айзен, имя, которое стало так ненавистно мне. Я даже хотела положить всему этому конец, но... Какая ирония, как только я взяла лезвие в руку, то боль пронзила голову, и разум заволокла тьма. В темноте, где ничего не видно, на стуле сидел Айзен и смотрел своими красными глазами на меня, не отрываясь, не мигая.
- Хочешь ко мне по быстрее попасть, девочка? - я не понимала о чем он. Точнее... Не хотела.
- То есть? Ты о чем?
- Как только ты умираешь, ты попадаешь ко мне.
- Нет...- я не хотела в это верить. Конца всего этому не существует...
- Да - он жутко засмеялся, громко, чуть похрипывая. Страх, который я пыталась похоронить глубоко в себе, вновь проснулся и поглотил меня, как какое-то животное. - Неужели...- он перестал смеяться, так же внезапно, как и встал со стула. Айзен начал подходить ко мне с грацией льва, словно он заганяет свою добычу в ловушку, уже чувствуя вкус крови.- ты думала, что сможешь избавиться от меня, девочка? - он прикоснулся к моему лицу, проводя пальцами по скуле - такая нежная... Такая... Невинная... Да, Эрика?
- Ублюдок...
- Что ты сказала? - его черты лица заострились ещё больше, выделяя ужасные шрамы, которые и так уродовали его лицо. Он зол. Нет, он в ярости, такой яркой, обжигающей, воздух вокруг нас наколился, оставляя ожоги на моей коже... Но, я уже не чувствую боли. Привыкла.
- Какая же ты мразь! - в следующее мгновение раздался громкий хлопок, разнёший эхо далеко в пространство. Я схватилась за щеку, потом посмотрев на свои ладони, ужаснулась...
- Нет. Нет! Только не лицо! Ублюдок! Ненавижу! - вся ладонь была в крови. - Мое лицо... Его теперь нет...
- Ты это заслужила...
- Чем?! Скажи мне чем я заслужила!? - мои нервы не выдержали, я начала кричать навзрыд, пыталась бить, ненавистное существо, стоящая напротив меня, но удары проходили мимо... Он - всего лишь сон... Очень страшный сон, от которого я никогда не избавлюсь.. – Чем я заслужила все это? – я обвела рукой помещение, где находилась. – тем, что родилась? Из-за этого? Правда? – его губы поджались, становясь щелкой, в глазах пылала ярость, которая не давала мыслить нормально. Она душила меня...
– Да. – это был его ответ. Такой сухой, такой безжизненный. Стоп, неужели это сочувствие? Нет, такого никогда не будет. Точнее, он даже не знает что это такое.
– И это все, что ты хочешь сказать? Ты уродуешь меня, просто из-за того, что я родилась ни в тот день? – сил моих уже не хватало. Я уже не рыдала, не плакала, а просто всхлипывала. Я ломалась... Просто чувствую это... – Спасибо, Айзен...
В следующую секунду открыла глаза, я лежала на холодной керамики, у себя дома в ванной.
Зеркало... Ненавижу их... Встала, медленно подходя к нему, я слышала стук своего сердца. Он ускоряется... Нет, не от страха, а от неизбежности, которая настигнет меня в отражении. Осторожно посмотрев, я остановилась... Нет, этого просто не может быть... Шрама нет. Айзен, убрал свой след. Это было впервые. Я посмотрела ещё раз на свое отражение, тяжело вздохнув... Когда-то, я была даже красива, а сейчас... Глаза впали, потеряв естественный ярко синий цвет, стали серыми. Губы покусанные, теперь ещё и опухли. На коже появились морщины, словно я постарела на несколько десятков лет, хотя сейчас мне только семнадцать. Я стала уродиной. По его вине. Ненавижу! Ненавижу себя! Ненавижу его! Всех ненавижу! Мой кулак с громким звуком встретился с зеркалом, мое отражение осыпалось на пол, оставляя после себя только гладкую стену... Я сломалась.
- Эрика! Что... Что случилось? - в ванную влетела тетя. - Боже, Эрика... Зачем ты так довела себя? Пошли, солнышко. - она обняла меня. Мне стало, уютно, в ее объятиях. Мы пришли в гостиную, сели на диван. И меня прорвало. Я кричала и плакала, плакала и кричала, выпуская свою боль наружу... Ненавижу... Как же я все ненавижу... А тетя, гладила меня по спине, даря мне свое тепло и что-то тихо бормотала, какие-то теплые слова...
Не помню, как я успокоилась, как дошла или доползла до своей комнаты, как уснула...
Это были горы, такие могучие и суровые, словно богатыри, ставшие на защиту своей родины. Их верхушки, покрытые снегом и льдом, похожи на шапки, которые защищали голову от разбушевавшего яростного ветра.
– Привет...– нет, пожалуйста, Боже, не надо. Только не он.
Я резко развернулась. Напротив меня стоял Айзен.
– Что ты от меня хочешь? – во мне начинала закипать злость, но... Сил не осталось, чтобы хоть как-то повысить голос... Я устала.
– Знаешь, я... Я хотел извиниться. Я перегнул сегодня палку. Прости. – он опустил глаза на землю, что-то рассмотривая на своих ногах.
– Что?
– Ты все слышала, говорю я чётко. – расслышать то, расслышала, но не поверила.
– Я тебе не верю. Ты просто не способен знать чувство вины. Ты бесчувственный монстр, слышишь? Я тебе не верю! – его взгляд изменился, вновь став, тем знакомым, яростным, готовым испепелить любового, кто посмеет встать у него на пути.
– Ну раз так... То беру свои слова обратно... И действия – он улыбнулся, точнее оскалился, своими кривыми, пожелтевшими зубами, вызвав у меня дрожь в коленках. И исчез.
А я осталась стоять на обрыве горы, наслаждаясь прекрасным пейзажем.
Вот сокол, такая свободная птица. Мне иногда хочется превратиться в него и лететь. Просто попутешествовать по разным городам, странам, но... Я знаю, что этого никогда не будет, это просто мои фантазии, мечты.
Картинка передо мной начала стремительно меняется. Вот уже не горы, а операционной стол.
На нем лежит девушка, такая хрупкая, носик чуть-чуть вздёрнутый, глаза большие, голубого цвета, кожа белая, словно фарфоровая, но девушка мертва. Она не дышит.
В кабинет зашли врачи. Один высокий и худой, как швабра, а другой низкорослый, чуть подкаченый.
– Итак, Рунина Маисеева, 22 года, не замужем. Проживала одна по адресу ****. Умерла вчера, 15 ноября, в 23:14. Причина смерти неизвестна. Все, Иван Федорович– сказал худощавый.
– Хм, тогда начнем. Записывайте.
Кожа без повреждений – он начал щупать, осматривать ее тело. – глазные яблоки, хм... Тоже целы, без повреждений. – Иван Федорович, растянул веки и посветил фонариком ей в глаза. – Ротовая полость тоже в порядке. Записал?
– Да.
– Хорошо. Теперь внутренний осмотр... – он достал скальпель и начал медленно разрезать грудную клетку, потом живот... Это зрелище, так завораживало, я не могла оторваться. Худощавый отложил скальпель и раскрыл девушке грудь. – Боже... Ее кожа... Записывай: внутренний кожный покров поврежден, имеются ожоги 3 и 4 степени. – и правда, у нее почти черная, как уголь кожа. Костей почти нет, так же как и остальных внутренностей. Это же почти сосуд. Только с оболочкой, с пустотой внутри. Она выгорела? Но как?
Картинка вновь поменялась. Вот я уже стаю в парке. Ночь. Почти ничего не видно, только тени деревьев и кое где стоят фонари.
По дороге идёт девушка [вот что она забыла здесь ночью?] ничего не замечала, слушала музыку в наушниках. Она прошла кривое дерево, которое так отличалось от других. Она не оглядывалась. Непростительная ошибка. Из тени дерева вышел... Вышло существо, напоминающее человека. Голова, ноги, руки, тело - все есть, но... Глазные яблоки вывалились из глазниц, кое-где немного подгнили. Из ран на щеках и плечах вытекала желтоватая жидкость. Волос почти не было, одна лишь обгоревшая и сморщенная кожа. Нос явно сломан в нескольких местах, он смотрит в бок, в мою сторону. Рта нет, место него обычная дырка, словно кожу просто порвали.
Девушка повернулась ко мне лицом и я узнала в ней тот труп, который изучали врачи. Я хотела крикнуть: обернись или беги! Но ничего. Ни единого звука.
– Тебя ждёт та же участь, Эрика –
Айзен.
– Но почему? Что я сделала не так в этой жизни, если меня хотят убить? – мне страшно.
– Хм... Родилась? – он улыбнулся. Это была настоящая жизнерадостная улыбка.
– Ненавижу тебя, ублюдок! – я сорвалась на крик.
– Ну-ну спокойно, ты не дослушала меня.
– Я... Я не хочу умирать... Айзен, я не хочу умирать... – у меня началась истерика. Я бормотала эти слова, словно это была молитва, единственная, которую я знаю.
- Успокойся! Ненавижу слезы это показатель слабости, а слабым не место в этом мире. – истерика прекратилась почти сразу. – Ты сможешь избежать этой учесть. Просто пойдешь со мной.
– Нет! Никогда! Какая же ты все таки мразь! Ненавижу!
– Как знаешь... Я все сказал. Это мои условия, девочка.– он ухмыльнувшись, исчез, как и моя жизнь.