Стихли музыка и пение. Появился ангел Михаэль. Он назначен Богом старшим над раем. Встречать вновь прибывающих есть одна из его почетных обязанностей. Михаэль сердечно улыбнулся неофиту, взял его руки в свои и произнес: “С прибытием, тебя, Гершель! Отныне здесь, в раю, будет твой вечный дом!” Ласковый прием растрогал Гершеля. “Меня взяли на небеса без вступительных испытаний. Не зря жизнь прожита в праведности!” – мелькнула в голове новичка гордая мысль.
Михаэль повел Гершеля за собой. Раби легко миновал порфировые ворота, недостаточная ширина которых вызывала у него опасения. “Для начала глубоко вдохни и взгляни вокруг!” – коротко воскликнул Михаэль. Повинуясь, Гершель набрал полную грудь воздуха и ощутил сладкий, пьянящий, неведомый ему доселе аромат – благоухание райского сада. Он посмотрел окрест и перевел полный восхищения взгляд на провожатого.
“Перед тобой, Гершель, четыре реки, – пояснил Михаэль, – первая течет молоком, вторая течет медом, третья течет вином, и четвертая – душистым маслом дерева афарсмон!” Конечно, из книг бывший раввин знал о райских реках, но роскошная палитра натуры не чета серым листам фолиантов. “Вот здесь, под сенью этого навеса, сидя на этом резном стуле, ты будешь учить Тору. Бесконечная мудрость ее заполнит вечную твою жизнь!” – изрек старший над раем. “Вечная мудрость ее заполнит беcконечную мою жизнь!” – подумал в ответ раби.
“Вручаю тебе, Гершель, достойное сего места одеяние. Вдобавок получи маленькую золотую корону. По ободу ее вправлены драгоценные камушки, искусно ограненные. Венцом этим станешь украшать чело в часы учения. Тора у нас не в книгах, а в свитках – черные буквы на тонком пергаменте. Два ангела-помощника будут держать пред тобой свиток за рукоятки валиков. А сейчас возьми эти ветки мирта и погуляй по саду. Узри воочию известное тебе: дерево жизни и дерево знания. Ступай, Гершель, бессчетно будем видеться впредь!” – сказал Михаэль и удалился.
Раби обратил внимание, что ангел назвал корону маленькой, а камни – камушками. “Стало быть, есть атрибуты большего размера. Разнообразие или неравенство?” – родился вопрос в беспокойной голове.
Ангел Михаэль рассказывает
1
В первые дни, а то и годы на новом месте, воспоминания не отступают. Думы раби Гершеля не являли собою исключения. Он вспоминал себя юным знатоком Торы, приехавшим из Вильно в украинский город Божин и осевшим там. Один из учеников знаменитого виленского мудреца, он был отчаянным хасидоборцем. “Деяния легкомысленных хасидов есть профанация утонченной веры!” – с твердым упорством повторял Гершель. Однако, характер тверд у истинно мягких людей. И герой наш таков.
Знания и радение доставили пришельцу высокий пост раввина. Хасидоборец Гершель воспитывал прихожан в духе непримиримости к хасидскому энтузиазму невежественных божинских цадиков, которые тоже не сидели набрав в рот воды, а отвечали войной на войну. Оружием в боях были злое перо и острый язык. Доспехи эти телесных ран не причиняли, но однажды случилась беда.
Цадик Айзик, человек богатый, не чета Гершелю, и вовсе не невежественный, как впоследстии неохотно признал раввин, старался казаться простоватым, дабы сплотить вокруг себя побольше недружных с книгой бедняков. Цадик пришел к раввину заключать мир, а Гершель высокомерничал и отправил гостя ни с чем. Так был сделан шаг к несчастью.
Когда умер великий виленский хасидоборец, возрадовались питомцы Айзика, мол, конец придет утеснениям, и устроили по сему случаю пир. Молодые ученики Гершеля не стерпели обиду и явились на неправедный хасидский праздник, и не перья и языки, а кулаки да палки искали правду. Пролилась кровь. Равно горевали раввин и цадик, и оба корили себя: “Вот, не уняли страстей!”
А еще вспоминает Гершель, как занемог. Айзик навещал его, жалел. В последние дни свои перед кончиной, лежа на смертном одре, раввин глядел туманными глазами на жену и детей, а за ними маячила седая борода Айзика. “А ведь он жив!” – привычно позавидовал Гершель. Раввин и на земле ревновал Айзика к успехам его: богат, всегда весел, сотни хасидов любят своего цадика… Потом исчезло все. А когда вновь свет засиял – так то была заря в раю. “Стыдись, ревнивец, не забывай, что пребываешь на небесах!” – строго одернул себя Гершель.
Усовестившись, Гершель подумал, как хорошо бы вновь встретиться с Айзиком. Да ведь это вполне возможно! Наверняка Айзик заслужил рай – как нескупой богач, как сеятель простой веры средь людей низкого звания, как праведник, наконец! “Однако, мое нетерпение встретиться с ним есть желание его скорейшей смерти! Это ли не грех? – ошарашенно подумал Гершель, – впрочем, это среди живых принято желать долгих лет жизни, а по существу – продолжения борьбы и мук. Пожелание смерти праведнику в раю трактуется как благословение, а не как проклятие, ибо, желая смерти, я желаю добра и награды!”