Учась в средней школе, я становился все хитрее и хитрее. Каким-то образом мне удалось раздобыть вторую ученическую карточку. На обоих было мое фото, но при этом мое альтер эго звали Билл Джонсон (я выбрал именно это имя, потому что его было легко запомнить). На этот трюк я пошел, исходя из идеи, что, если когда-нибудь я попаду в какую-нибудь неприятную историю, мне удастся сбить представителей власти со следа, показав им карточку Билла Джонсона, а не Брайана Крэнстона.
Я не входил ни в один школьный клуб и ни в одну организацию, но в тот день, когда наш класс фотографировали, мы с моим ближайшим другом Серхио Гарсией влезли на многие групповые снимки, в том числе клубов «Рыцари и леди» и «Юные химики». Чисто формально мы также были корреспондентами школьной газеты «Охотничий манок». Другие дети в самом деле принимали участие во внеучебной деятельности – углубленно изучали какие-то предметы, писали заметки или… не могу вспомнить, чем именно занимались члены клуба «Рыцари и леди». Но на фото я среди них. Разумеется, это была всего лишь шалость, шутка, но в ней имелась изрядная доля правды: я находился в поиске. Ввязывался в то, что было мне совершенно ни к чему, не обращал внимания на то, что было мне на самом деле нужно.
На фотографии нашего класса в ряду учеников, чьи фамилии начинаются на «К», меня нет. В какой-то момент я нарисовал на снимке стрелку, указывающую на то место, где должно было быть мое фото, и написал большими буквами: ГДЕ Я? МЕНЯ УКРАЛИ.
ГДЕ Я?
Кормилец фальцевальной машины
Я нашел работу в нескольких кварталах от дома. Она состояла в том, чтобы подготавливать к доставке воскресные номера «Лос-Анджелес таймс». Занятие это было скучное. Плюс, однако, был в том, что моим товарищем по работе стал Рубен Вальдес. Он был прекрасным спортсменом и вообще хорошим парнем, а улыбка у него была такая, что девушки в нем души не чаяли. Я же так и не попал в бейсбольную команду, и улыбка у меня была кривоватая. Я был неприметным, ничем не выдающимся и стеснительным юношей. Мне нравилось находиться вблизи ярких, заметных людей, таких как Рубен. Наверное, я рассчитывал, что отсвет его славы и популярности падет и на меня.
Мы приходили на работу, в помещение, напоминавшее не то мастерскую, не то гараж, в три часа ночи. Запах краски ударял нам в нос еще до того, как мы поднимали вверх металлическую дверь. Затем мы приступали к делу, собирая газетный номер из отдельных полос и секций, разложенных в определенном порядке на полу. Закончив, мы скармливали свежие номера фальцевальной машине – огромному агрегату, который, устрашающе скрежеща, сгибал листы, делая из них газету в ее привычном виде. Точнее, это делал один из нас, а другой в это время собирал полностью готовые номера в стопки для нашего босса, Лероя Уако.
Уже на рассвете, покончив с этой работой, мы загружали газеты в машину Лероя, «Фольксваген»-жук с механической коробкой передач, в которой он развозил номер подписчикам. Потом я, отупевший от усталости, брел домой.
Надо сказать, работы у Лероя хватало. У него не было правой руки, поэтому сотрудники редакции за глаза называли его одноруким бандитом (я никогда не спрашивал его, каким образом он получил увечье). Он просовывал левую руку сквозь рулевое колесо и держал ладонь на рычаге переключения скоростей. Подъезжая к дому очередного подписчика, он притормаживал, ставил машину на нейтральную передачу, затем высвобождал левую руку, удерживая руль коленями. Потом он хватал свернутый номер газеты и с силой бросал его на крыльцо или на подъездную аллею. При этом никто ни разу не видел, чтобы он когда-нибудь промахнулся. Лерой действовал с точностью и элегантностью бейсболиста.
Иногда, когда мы с Рубеном заканчивали чуть раньше положенного времени, я садился на переднее сиденье «Фольксвагена» и отправлялся вместе с Лероем.