— Я люблю… тебя, мой Драко.
И он потерялся. Заблудился. Он совершенно, полностью одурманен. По уши обезумевший от любви.
Да, отвечает он. Да, да, да, да, да.
*
Отказ от стыда, вины и сожаления приносит с собой глубокое облегчение. Он снова чувствует себя целым.
Их распорядок почти такой же: La Vie En Rose, книги, беседы, подарки, уроки.
Но теперь ему не терпится встать со стула и переступить черту.
*
Он знает: если позволить, то отвращение и ненависть к себе, и к тому, что он сделал, и продолжает делать каждый день, вернутся.
Он знает, что она такое. Она — мерзость, созданная его руками. Но он уже давно не сожалеет. Он бросился с головой, сердцем, телом и душой, в единственное, что когда-либо имело смысл в его жизни.
Он счастлив.
*
Он молодой человек, и у него есть мужская сила.
А она преданна и совершенно не стесняется. Иногда это почти шокирует, потому что он помнит ту женщину, которой она была раньше — с определёнными запретами и регулярно краснеющая до корней волос.
Поэтому иногда он трахает её по несколько раз в сутки. В некоторые дни это их единственное занятие. Он может использовать её часами, применяя все свои навыки и мастерство, учитывая её предпочтения.
Хотя это не имеет значения. Её реакция одинакова, будь то ласковые занятия любовью или животные сношения.
В этом она возвеличивается. Он не может сделать ничего плохого.
*
Этим вечером она стоит на коленях.
Он уже взял её трижды, так что внутри она скользкая. Камера наполнена звуками La Vie En Rose, её стонами, резким дыханием и громкими влажными толчками его члена, когда он входит и выходит из неё. Не нужно тайком целоваться в перерывах между лабораторными сменами, прятаться по углам и заглушать звуки удовольствия.
Они ведут себя громко, но ему не стыдно.
Внутри она холодная.
*
Она озорно улыбается, когда он приносит хогвартскую школьную форму.
Галстук он взял свой, потому что он не смог найти её. Ему кажется, что так даже лучше.
Он обнаруживает, что она особенно зациклена на его члене, и предполагает, что она ассоциирует этот орган с его удовольствием и насыщением. Это примитивное распознавание образов. Он говорит ей, что она мечта каждого подростка.
— Я… только твоя… мечта, — говорит она расстроенно. Она пока не понимает шуток.
Он заверяет её, что она совместила в себе все его фантазии.
Сегодня она, одетая в школьную форму и с косичками, стоит перед ним на коленях. Ему приходится напрячься, чтобы не кончить ещё до начала.
Путём восхитительных проб и ошибок она в идеале научилась брать его в рот. В этом ей нет равных — ей не нужно дышать, у неё нет рвотного рефлекса, суставы её челюсти чрезвычайно гибки, так что она может взять его полностью, позволить упираться в заднюю часть горла.
Вдобавок она может удерживать его в сладкой агонии часами. Он у неё во рту, трахает её горло, намотав косички на руки. Он смотрит на неё полуприкрытыми глазами.
Если ад и существует, то ему уже было приготовлено там местечко.
*
По утрам он даже не утруждает себя одеться, прежде чем спуститься к ней.
Он идёт в темницу, голый, твёрдый и жаждущий погрузиться в неё.
Сегодня он решает использовать ошейник.
*
На её бёдрах и вокруг горла виднеются синяки — следы его жестокой страсти.
Настораживает то, как быстро проявляются его пристрастия, когда ему не нужно беспокоиться о физическом благополучии партнёрши. Тело его жены не выдержало бы того, что он делает с её реанимированным трупом.
Когда он кончает, то лежит рядом с ней, потный и уставший, а она гладит его по волосам и улыбается. Она не потеет. Она не испытывает оргазма. Поначалу это сбивало с толку, но, похоже, этот факт не влияет на её энтузиазм. Она сосуд для его удовольствия, объект его любви.
Обычно после секса она спрашивает:
— Я… твоя хорошая… девочка?
Чёртова пластинка играет в фоновом режиме. Она — ещё одна заевшая пластинка.
*
Их случай не имеет прецедентов.
Он не нашёл ни одной статьи, написанной на эту тему. Однако он не сомневается — где-то ещё есть случаи, когда из-за своей развратности человек вступил в половую связь с зомби.
У него возникла идея записывать свои переживания, продиктованная врождённым любопытством и страстью к познанию неизвестного. Он задается вопросом — является ли её сексуальное влечение проявлением жажды плоти, которую он сумел подавить в ней с помощью протомагии? Убрав потребность есть мясо, он, возможно, изменил её аппетит.
Ему также интересно, она привязалась к нему из-за их связи с времён, когда она была жива, или потому что они создали новую, уже после её смерти. В конце концов, он единственный человек, которого она знает и от которого зависима.
Эти мысли беспокоят, но не отвлекают от счастья просто быть с ней.
*
За счастье надо платить.
Поддержание протомагического поля требует огромного количества энергии и силы. Он знает, что должен лучше заботиться о себе. Поэтому он старается регулярно есть, а не просто для того, чтобы выжить. Он моется, бреется, а когда надевает одежду, то она всегда чистая и свежая.
Иногда это даже нарядная одежда.
*
Ей нравится разворачивать его как подарок, поэтому он надевает много одежды, включая ботинки и перчатки. Чем больше слоёв, тем лучше.
Этим утром она издает одобрительные воркующие звуки, проводя руками по длинному пальто, не торопясь стягивая его с плеч. Она трётся носом о тонкую шерсть его чёрной водолазки с высоким воротником.
Он одет в современном изысканном стиле и говорит ей, что он — её подарок и она сегодня главная.
— Принеси… стул, — говорит она.
Он берет его и перетаскивает через линию в её часть камеры.
— Сядь, — приказывает она, и он подчиняется.
Она садится на его колени и некоторое время просто смотрит на него, проводит пальцами по прямой переносице, по губам, обводит его подбородок, а затем скользит по шее вниз.
Он громко сглатывает, когда она играет с его адамовым яблоком. Она одаривает его озорной улыбкой.
— Щекотно?
Он ворчит в ответ и придвигает её к себе ближе, так что теперь она оседлала его, а её юбка собралась вокруг талии. Она чувствует его эрекцию.
— Я… главная… ты сказал!
Он гладит её по лбу. Да, она права. Извинившись, он просит продолжать.
Её руки пробегают по его одежде, ощупывая прохладную шёлковую парчу жилета, плотную ткань белой рубашки под ней и крошечные чёрные пуговицы. Она смотрит на его ботинки и трётся о них босыми ногами, чувствуя гладкую блестящую кожу.
Его рука сама собой поднимается и начинает расстёгивать жилет. Она шлёпает его.
— Плохой Драко! — она ругает его, смеясь.
Он спрашивает, когда она снимет с него одежду. Она не очень удобная.
В ответ она наклоняется, чтобы укусить его за подбородок и шею. Всегда есть небольшое беспокойство, что она вгрызётся в его плоть, но она очень нежна.
Её губы скользят вверх по подбородку и натыкаются на его рот. Она приглашает его в медленный влажный поцелуй, от которого он стонет.
Она отстраняется, убирает его волосы и шепчет на ухо.
— Я хочу… испортить… твою… одежду.
Он позволяет ей. Она продолжает елозить на его бедре, прижимаясь к нему. Он хватает её за подбородок рукой в кожаной перчатке и удерживает голову на месте, чтобы видеть её лицо.
Когда она позволяет ему трахнуть себя, они оба полностью одеты — у него лишь расстёгнута ширинка, а её юбка поднята вверх. Он делает вид, что они в публичном месте, старается вести себя осторожно, на случай, если их поймают. Они двигаются вместе, он посасывает её шею, а потом с рычанием кончает.
— Ты… такой… красивый, — говорит она ему, когда он обнимает её, прижимаясь головой к груди.