— У меня дела́… дела́… столько де́ла…
Наташа извлекла из сумки бутылку массандровского муската.
— У вас тут такого нет?
Она отыскала в старинном буфете рюмки.
— Выпьем немножко за твой успех? — спросила она.
— Ладно,— ответил Виктор.
— Опять это ладно! Как только я слышу это слово, мне сразу становится холодно…
— Привычка.
Наташа наполнила рюмки. По комнате разлился запах цветов, словно кто-то нарвал их на лугу и принес сюда.
— Красный камень.— Наташино лицо вдруг стало серьезным.— Слушай меня внимательно, Витенька. Я рада, что ты живешь в небе. А я ползаю по земле. И буду ползать. Что тебе сказать — почему? Так случилось. Неслась сюда, чтоб увидеть тебя. Увидела — и стало страшно. Но вернуться уже нельзя. Вышла замуж. Почему ты не побледнел? Почему? Почему ты так же смотришь на меня, как смотрел? Скажи. Или не говори. Не надо. Давно вышла. Через две недели после нашей последней встречи. Хороший человек. Старше, да. Намного? Достаточно много. Впрочем, мужу я не нужна.
— А мне? — спросил он.— Может быть, мне ты нужна?
— Нет, и тебе! Вот слушай. Совсем немного. Только внимательно слушай…
Она встала, порылась в сумке, достала газету, положила ее перед Виктором. Он только взглянул на бумагу, в упор посмотрел на женщину, и сразу же глаза вернулись к газете. Он прочитал в конце статьи: к двадцати годам лишения свободы… Мелькнула цифра — два миллиона рублей… Запрыгали слова: шайка, народные деньги, преступники.
Виктор отодвинул газету.
Наташа продолжала:
— Видишь? Мама не вынесла. Я одна. Понимаешь? Ничего не осталось. Все конфисковали. Я не плачу. Не удивляйся. Слез уже нет. И когда пришло известие о смерти папы — тоже не было слез. Он умер осенью. Там где-то. У меня ничего не осталось. Даже угла, где жить. Понимаешь? Что я должна была делать? Наш доцент. Любит? Наверно… Но я не могла тогда иначе. Я должна была думать не только о себе. Да нет, зачем тебе все знать? Витенька, родной, зачем тебе все знать? Что ты молчишь? Скажи хоть слово.
— Почему ты мне об этом не написала? Разве я не мог быть тебе мужем?
— Тебе? Витенька,— она схватила его руку,— я тебе писала, много раз, но писем не отправляла. Боялась? Нет. Я была для тебя, ты это сам писал мне, светом с неба. А тут — дочь преступника. Я сошла тогда с автобуса, в степи, потому что искала спасения. Куда угодно, но бежать, бежать, и не смогла. Да и не имела права. Так было лучше, Витя, что свет оставался, а то бы он погиб сразу. Я боялась, что ты не дойдешь до цели.— Она отпустила его руку.— Вот и все. Нет, не все, остального тебе знать не надо.
Он взял ее руку,
— Нет,— сказал Виктор.— Я был тебе нужнее всех.
— Прошло ведь уже почти два года с нашей последней встречи. Так ведь, Витя? Я тебе еще напишу. Я не все могу сказать.
Наташа неуверенно покачала головой.
Даже утомительной ночью, отдавая ей свои силы, которые были ей нужны, он ничего не узнал.
Утром Наташа уехала.
Андрею Виктор рассказал все. Тот вскипел, стукнул кулаком по столу, удивленно спросил:
— Что за маскарад?
А вечером отыскал в столе друга тетрадь с засушенными цветами, связку писем и фотографию улыбающейся девушки. Все это он уничтожил, устроив костер в углу училищного двора.
— Что ты там палил? — спросил Виктор, когда Андрей вернулся.
— Твои реликвии. И прости меня, это ты должен был сделать сам.
— Все сжег?
— Да, и письма, и дохлые цветочки, и фотокарточку. А ее отец — хорош! Ну, скажи мне, твой отец за это, что ли, на войне голову сложил? А? За этих он отдал свою жизнь? Молчишь?
Виктор отвернулся.
— Я сделал правильно,— сказал Андрей.
— Ладно,— ответил Виктор.— Значит, так должно было кончиться…
Отец спросил Андрея, прерывая работу его памяти:
— Ну, юноша, что бы ты хотел сейчас, сию минуту?
— Съездить в степь, на родину Виктора. Ты его помнишь?
Отец удивился, но быстро ответил:
— Помню. Отлично. К вечеру мы успеем вернуться.
Через полчаса отец на своей «Волге», которую он еще год назад купил для сына, повез Андрея в степь.
В село они не поехали. Андрей на вопрос отца ответил:
— Там никого нет. Мне нужен перекресток.
Он четверть часа простоял на перекрестке, лицом в сторону села, где родился когда-то его друг.
К вечеру они вернулись домой.
Письмо, прочитанное вслух матерью вчера вечером, не выходило из памяти. Писала почти незнакомая женщина.
«Вы меня, должно быть, и не помните, мы встречались случайно, но я про вас много слышала,— писала она. — Я любовалась вашей жизнью, мечтала жить где-то рядом с вами. И если вы меня сейчас позовете, я брошу все и приеду к вам».