Он нашел Лисняка в читалке. Сел рядом, положил пальцы на твердые руки. Лисняк не шевельнулся.
— Трудно,— сказал Андрей,— я знаю.
Лисняк не ответил. Андрей повторил свои слова, добавив:
— Но нужно держаться до последней минуты.
Лисняк опять не ответил.
— Хорошо,— сказал Андрей.— Понимаю тебя. Ты прав. Прав, что не отвечаешь мне. Я не заслуживаю. Я в твоих глазах — баловень. Понимаю. Но ты еще изменишь свое мнение обо мне.
Лисняк не ответил.
— Тоже верно. Кому ты можешь верить сейчас? Никому. Но себе ты должен верить.
Андрей ушел. Он долго ходил по училищным коридорам, потом пошел на спортплощадку, покрутился на перекладине, но это его нисколько не успокоило.
Была дорога каждая минута, потому что в любую минуту те, от кого все зависело, могли принять окончательное решение.
Андрей сказал друзьям:
— Нужно новое комсомольское собрание. Я дам повод.
— Без смертельного исхода? — спросил Яснов.
— Не уверен.
— Уже обнадеживает. Спасибо.
— Все зависит от вас,— сказал Андрей.— Постарайтесь разорвать меня на множество кусков.
— Придется собирать — не очень весело.
— Зато я буду спать спокойно: друзья собирали меня по клочку.
— Согласен,— сказал Ивашин.— Слово за тобой. Точнее, дело. Мы не подведем.
Утром курсантам по плану предстояли самостоятельные полеты.
Уже на аэродроме Андрей узнал, что Лисняку летать запретили.
— И навсегда,— добавил сам Андрей. Для него решение командования не явилось неожиданностью.
Он отыскал глазами Лисняка. Тот сидел в стороне, под деревянным навесом, на старом колесе, и смотрел куда-то в степь.
Руководитель полетов объявил:
— Пестов — в машину.
Андрей подошел к Лисняку.
— Проводи меня. Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты обязан проводить меня.
Лисняк поднялся, но в лицо Андрею он не смотрел.
Когда они подошли к самолету, Андрей быстро заговорил:
— Знаю, ты бы хотел выйти в последний полет. Каждый хотел бы. В твоем распоряжении всего одна минута. Вместо меня. Быстро. Одна минута. Решай. Или будет поздно. Я могу передумать. Могут помешать. Быстро!
Глаза Лисняка благодарно сверкнули, но сверкание их показалось Андрею вспышкой невероятно большой зарницы, будто глаза были горизонтом, а сверкала душа. Лисняк проворно забрался в кабину, закрыл фонарь, надел там шлемофон и увел с собой в небо зеленую машину.
Андрей лежал на бетонной плите и глядел в небо, где светлой птицей шла его машина. Он знал, что если те полчаса, которые положено пробыть в небе, он пролежит здесь, то никто не догадается, что вместо него в небе Анатолий Лисняк. Никто не подойдет к нему. Кто будет причинять боль?
Руководитель полетов всегда доверял Пестову и в последнее время не проверял его готовность.
— Ты пилот по призванию,— говорил он Андрею.
И вот теперь Андрей злоупотребил доверием. Мысль о доверии заняла в его сознании ничтожно малое время, но она появлялась. Можно было объяснить ее появление внутренней совестью Пестова, но можно было серьезно ошибиться потому, что Андрей, решив использовать любые обстоятельства, сознательно выключил руководителя полетов из соучастников. Андрей знал, что его ждет в худшем случаем гауптвахта и строгий выговор от комсомольского собрания.
Лисняк выполнял в небе не то, что было запланировано. Урок был посвящен переворотам через крыло, а Лисняк, видимо, никак не мог вспомнить тему последних теоретических занятий.
Андрей вытянул руки по бетону, нагретому солнцем.
Ему вспомнилось, как однажды, еще на первом курсе, Стецко предложил Лисняку провести праздник в их компании. Лисняк сперва отказался, но потом согласился. Однако в последнюю минуту почему-то передумал.
— Зачем ты его звал? — спросил тогда Андрей у Виктора.
— Земляк все ж таки.
— Одиночка.
— Не все способны врываться в чужие жизни по твоему методу.
— Верно,— согласился Андрей.
Сам Андрей любил волевых людей, они его притягивали магнитом своей воли, и поэтому Лисняк заинтересовал его.
Как-то, когда Андрей был явно неправ, причем шел на это сознательно, чтобы выяснить отношение Лисняка, тот только строго посмотрел в лицо Андрея и сказал:
— Не к лицу тебе.
Андрей улыбнулся, ответил:
— А я негодяй, мне все равно.
Андрею даже хотелось, чтобы Лисняк дал ему в зубы — так он был неправ,— но тот только пожал плечами и тем же глухим голосом сказал:
— К чему тебе? Ни к чему.
Он усмехнулся и отошел от Андрея.
Лисняк прекрасно приземлил машину.
Когда она застыла, Андрей вскочил и бросился к ней.
Он обнял выбравшегося из кабины, улыбавшегося Лисняка. И так, обнявшись, они шли к командному пункту.