А пока в штат приняли нового загрузчика-выгрузчика — Петра Григорьевича. По идее, когда печь заработает, надо будет на ней круглосуточно работать, эксперименты по несколько суток могут идти, следовательно нужны сменные специалисты. Вот и взяли еще одного работника.
Петр Григорьевич тоже был пенсионером и бывшим работником электродного завода. Но в отличие от Алексея Максимовича, ни тяжелый вредный труд, ни пройденная в юности война на его здоровье не сказались. Это был высокий, крепкий и здоровый мужик, не смотря на то, что он злоупотреблял вином и был охотником до женского пола. 80 % его разговоров были про баб-с, а остальные про то, где и сколько он выпил. Правда, его сразу предупредили, что студента, то есть меня, в пьянство не вовлекать и за спиртным, как самого молодого, не гонять. Фронтовик согласился с такими условиями и стал нашим законным четвертым партнером. До этого мы все больше втроем в домино резались, редко когда Николай от бабья с пятого этажа сбежит, да компанию нам составит, а теперь нас стало двое на двое и игра пошла интереснее. Иногда на «козла» у нас по полдня улетало…
И вот как-то зимой уже, нас с Петром Григорьевичем отправили за угольным порошком для наших будущих электродов. Надел я фуфайку, вышел на улицу, сел в институтский автобус, и поехали мы на Челябинский электродный завод. И вот там я увидал настоящий Ад.
В городе было белым бело. Везде лежал снег. А на территории электродного завода снег был исключительно черного цвета. Столько чумазых лиц я не видел ни до, ни после, если не считать документальных фильмов про африканцев. Поскольку нам нужен был угольный порошок разных фракций, то мы отправились в смесительный цех. Судя по всему, в цеху явно кто-то работал, но кто это был — я не знаю, я никого не видел. Там грохотали какие-то агрегаты, но какие именно я не знаю, ибо их тоже не было видно. Там вообще, ничего не было видно далее двух или трех метров. Там горели лампы под потолком, но с таким же успехом их могли бы и не включать, больше толку было бы от шахтерского фонаря на голове. Я даже не могу сказать, как велики были внутренние пространства цеха, поскольку весь цех я взглядом окинуть не мог.
Единственно, что я видел там, это неподвижно висевшую в воздухе угольную пыль. Впечатляло, когда из этой темно-серой туманной массы внезапно выползали стальные ножи, потом резиновые колеса, а затем и сам электропогрузчик, за рулем которого восседала толстая баба с респиратором вместо лица. Благо она догадывалась, что в грохоте цехового оборудования не слышно как работает ее мотор, и потому она ездила медленно и осторожно, чтобы никого случайно не задавить и самой ни во что не врезаться.
Мы с Петром Григорьевичем быстро-быстро набросали в бумажные мешки разнокалиберные угольные гранулы и резво покинули вредный цех. Я потом три дня углем сморкался. А люди там работали каждый день.
Ясное дело, что при таком неспешном ведении дел я так и не увидел, как работает печь графитирования. При мне запустить ее так и не успели.
Вообще, лаборанты в НИИ были нужны, чтобы затыкать ими всякие производственные дыры. Ну, например, в то время шло строительство пристроя к ГосНИИЭПу, институт расширялся. А строители тормозят, не укладываются, говорят, не успеваем, дайте подсобных рабочих. И институт собирает сборную в помощь строителям. Посылают самых молодых. Хорошо, если в отделе есть молодые мэнеэсы или инженера, а если в нашем секторе трудятся одни дамы? Вот и ссылают меня на неделю, на две, на месяц, на очередную стройку. Я, вздохнув, надеваю фуфайку и отправляюсь в очередной раз то раствор таскать, то мусор строительный из окон выбрасывать, а то кровельщикам помогать.
Мне больше всего понравилось у кровельщиков. Высоко, далеко все видно, воздух свежий, а когда дождь идет и на крыше лить гудрон нельзя, то сиди с мужиками на чердаке и слушай их сексуально-озабоченную болтовню про то, кто, кого и сколько раз… Хорошие были ребята, только бабами сильно озабоченные. Кстати, они мне за мой ударный труд даже небольшую премию из своих средств выделили, хотя и не обязаны были.
Именно в это время я немножко научился играть в настольный теннис. В институте на пятом этаже, в фойе перед актовым залом стояли теннисные столы и в обеденное время там часто проходили спонтанные соревнования на выбывание. Проиграл — уступи место, встань в очередь, может еще сыграть успеешь. Собирались в основном юные специалисты и всякие молодые подсобники, вроде меня, так что заодно это было и местом тусовки институтской молодежи.