Элтон в конце XIII века был большой деревней – в 1287 году на сбор урожая явились 327 жителей80. В королевской описи 1279 года перечислены 113 арендаторов, глав семей81. Если учесть жен, детей и безземельных батраков, разумно предположить, что в Элтоне проживало пятьсот-шестьсот человек. Это соответствует оценкам Хилтона, согласно которым 45 % деревень Уэст-Мидлендса имели население в 400–600 человек. Еще 10 % были более населенными, остальные – менее населенными82.
Деревни вроде Элтона не были отрезаны от окружающего мира. Судя по многим элтонским фамилиям, эти семьи происходили из других мест, а в записях иногда прямо указывалось, что человек является пришлым: так, Ричард Трун, бедный крестьянин (cottager), приехал в Элтон из Фотерингхэя в Нортгемптоншире83. Многие обитатели деревни жили за пределами поместья и вносили за это ежегодную пошлину (или подвергались наказанию за ее неуплату). Элтонские должностные лица ездили на ярмарки и рынки для совершения покупок – как и простые жители деревни, желавшие продать свою продукцию. Отрабатывая извозную повинность, вилланы ездили в Рэмси и на любой рынок, куда пожелает господин, в пределах графства [Хантингдоншир]84. Некоторые крестьяне аббатства Рэмси даже ездили в Лондон. Свободные арендаторы Элтона дважды в год являлись на аббатский суд в Броутоне, а также на королевские суды в Хантингдоне и Норман-Кроссе. И одновременно в Элтон вторгался окружающий мир, вместе с монахами, церковнослужителями, дворянами, ремесленниками, поденщиками и королевскими чиновниками.
Таким образом, жители деревни Элтон (Норман-Кросс-Хандред, Хантингдоншир, Англия), принадлежавшей аббатству Рэмси и занимавшей около тысячи восьмисот акров сельскохозяйственных угодий, выращивали урожай и пасли скот точно так же, как жители тысяч других деревень в Англии и на континенте. По более поздним представлениям это существование не было ни богатым, ни привлекательным. Но по более ранним меркам такая деревня представляла собой процветающую общественную структуру и важное новшество социально-экономического порядка.
Глава III. Хозяин
У каждой деревни был хозяин, но он редко жил на одном месте, не считая мелких рыцарей, владевших только одним поместьем. Примером такого рыцаря служит Генри де Брей, сеньор Харлстоуна (Нортгемптоншир), чья счетная книга сохранилась до наших дней. У Генри было пятьсот акров земли и двадцать четыре арендатора, которые ежегодно уплачивали ему денежную ренту (двенадцать фунтов) и натуральную (фунт[2] перца и восемь голов птицы), а также занимались сбором урожая85. На другом конце спектра стояли граф, графство, аббатство или епископ, чья «честь» (домен) состояла из поместий, разбросанных по четвертой части территории Англии.
На континенте могущественные феодалы, вроде графов Шампани или Фландрии, в политическом отношении порой соперничали с королями. В Англии Вильгельм Завоеватель и его преемники монополизировали политическую власть, а потому крупные сеньоры сперва были полководцами в войске захватчиков, позднее же их власть из военной превратилась в экономическую. Граф Варенн, «главный ленник», владевший десятками деревень в дюжине графств, имел право на всевозможные виды ренты и услуг, получая все это самостоятельно или через вторые руки; большинство тех, кто зависел от него, – шестьдесят пять рыцарей, сотни свободных землевладельцев и тысячи вилланов – никогда не встречались с ним лицом к лицу86. Между этими двумя полюсами, воплощением которых были Генри де Брей и граф Варенн, располагались сеньоры средней руки, имевшие несколько поместий и время от времени объезжавшие их.
Сеньоры делились не только на крупных и мелких, но также на светских и церковных. Хорошим примером церковного феодала является аббат Рэмси, владевший двадцатью тремя деревнями целиком, включая Элтон, и частями многих других. Число таких сеньоров неуклонно росло со времен Завоевания. Старый феодальный принцип, согласно которому сеньор был звеном в цепи власти, тянущейся от крепостного крестьянина к монарху, во многом утратил свое значение. Изначальная основа феодальной иерархии – военная служба короне – была разрушена, отчасти из-за того, что рыцари и бароны с неохотой отправлялись в заграничные походы, а отчасти из-за превратностей наследования. Проще было получить денежную выплату, чем уговорить упорствующего рыцаря идти на войну. Эту сумму, на которую нанимали и снаряжали солдат, проще было разделить на доли: треть или половина обязательств рыцаря соответствовали отдельному фьефу.