ЖИЗНЬ
— Хватит выкручиваться. Скажите толком, что Таня за человек? — Валентина в раздражении сжала губы. Ей надоело призывать Ирину к откровенности.
— Человек, как человек. Только, не умеет утраиваться в жизни, — прозвучала очередная увертка.
Валентина Петровна обвела критическим взглядом более чем скромное убранство комнаты, скептично оценила помятое лицо, ранние морщины, серую кожу и мешки под глазами Иры. Подруга Тани мало походила на преуспеющего человека, зато очень смахивала на начинающую алкоголичку.
— У меня с собой нечаянно коньячок оказался. Может за встречу? — предложила, доставая бутылку.
Ирина приободрилась. Поспешила на кухню за рюмками. За выпивкой беседа потекла живее.
— У Тани, наверное, было много ухажеров? — спросила Валентина Петровна с равнодушным лицемерием. — И сейчас, наверняка, кто есть. Она женщина симпатичная, стройная, милая, такие нравится мужчинам.
— Мужчинам нравятся другие бабы, — последовал возмущенный ответ, — И никого у нее нет давно. И не скоро появится. Юрченко ей всю охоту до мужиков отбил. Молодая баба, а живет, как монашка. Когда Танька меня слушалась, у нее не было отбоя от кавалеров, — второй налитый до краев фужер сделал Иру разговорчивой.
— Когда это было?
— Пока Генка не вернулся.
Этот период Таниной биографии Рощину интересовал мало. Потому истории о похождениях двух подруг слушала Валентина Петровна не очень внимательно. Пока не уловила странную фразу:
— Я тогда со скульптором одним познакомилась, чокнутым импотентом. Он вырезал из дерева богиню, установил на своей даче и ждал, когда дура деревянная вернет ему мужскую силу.
Валентина Петровна потянулась за сумкой, нашарила таблетку валерьянки, незаметным движением, положила в рот.
— Фамилию не помните?
— Двойная какая-то.
Скульптор-импотент с двойной фамилией и деревянной богиней на даче обитал в дачном поселке по соседству с Андреем.
— У меня как раз день рождения был, — продолжала Ирина. — Я Таньку и пригласила на блядки. Она знала, зачем ехала. Так что, пусть не особенно кичится своей порядочностью.
— На блядки! — Валентина Петровна не удержалась от возмущенных интонаций.
— На блядки! — отчеканила Ирина. — И не делайте старушечье лицо! У вас в молодости всегда мужик под рукой был?
— Не всегда, — призналась Рощина.
— И у меня не всегда, и у Таньки. А дело, знаете ли, житейское, хочется.
— Ну, хорошо, — Валентина припомнила некоторые моменты своей биографии. Одни вызывали смущение, другие — откровенный стыд. Действительно, дело житейское, хочется, потому получается не всегда красиво и высоконравственно. Вернее, получалось. В перерыве между первым и вторым замужеством и у нее были случайные мужчины, не очень достойные связи и отношения, которыми не приходилось гордиться. Теперь, слава богу, это в прошлом. Теперь упрекать себя не в чем. И, наверняка, не стоит упрекать других. Рощина вздохнула, что это я, и в правду как старуха, подумала сердито. Тут такое творится, а я о морали беспокоюсь.
— И с кем же Таня развлекалась? — полюбопытствовала с безразличным лицом.
— Разве я помню, — отмахнулась Ирина.
— Если постараться и вспомнить, — последовал совет, — можно подзаработать деньжат.
— Зачем вам Танькины хахаля? Она — баба честная, двум сразу никогда не давала. У нее принципы. Она порядочная больно, с кем не переспит, за того замуж собирается. А на блядках женихов нет, одни, простите, ебари. …
— Так с кем развлекалась Таня? И как часто была с вами на блядках? — Валентина Петровна достала десять долларов. — Только не вздумайте врать. Я проверю каждое слово.
— Ничего проверять. Танька со мной ездила один раз. Больше я ее не звала. Она и так мне весь праздник испортила. Во-первых, я ее привезла и чувствовала себя в ответе. Мужики — как звери, творят порой несусветное, особенно выпив лишнего. А Танька — дурочка наивная. Мало ли. Во-вторых, она мне в тот вечер дважды перешла дорогу. И с хозяином дачи, и с его соседом-писателем. Они мужики холостые, денежные, перспективные, могли бы помочь в жизни бедной девушке.