В ходе объединения Грузии, в результате которого она превратилась в важную политическую силу своего времени[18], заметную роль играли различные племена и народы Кавказа. Их феодальная и аристократическая верхушка нередко выступала со своими претензиями на главенство в Грузии и через нее на всем Кавказе, так как сам объединительный процесс в Грузии носил черты общекавказского движения. К XI в. участие иноэтнических элементов в истории политического движения в Грузии насчитывало уже не одно столетие[19] и это обстоятельство, естественно, отразилось на страницах ЖВГ, как и всего свода КЦ в целом. Кроме различных указаний о хозяйственном и духовном сотрудничестве народов Кавказа, в нем прослеживается и специфика их внутренних конфликтов. Исследователи обратили внимание на особенность подхода авторов раннего цикла КЦ к оценке происходивших на территории Кавказа бесконечных войн. Это, главным образом, «войны между народами Кавказа и войны с иноземцами. Иноземный враг ставит целью разорение, наложение дани, порабощение и ликвидацию страны. Войны между кавказскими народами — это преимущественно войны домашние, исход которых предполагает не завоевание и порабощение, а объединение родственных народов под гегемонией того или иного участника»[20].
Самосознание Джуаншера определяется вероисповедно и этнически: он христианин и грузин в широком смысле этого термина. В ЖВГ мы фактически впервые встречаемся с терминами Картли и картвела, которые в ряде случаев надо воспринимать не в значении Восточной Грузии и ее жителя, как это имеет место в сочинении Леонтия Мровели[21] (хотя и в произведении Джуаншера данное значение пока еще преобладает), а соответственно Грузия и грузин в широком смысле этих понятий[22], что и соблюдено в нашем переводе (см. примеч. 96).
Образ Вахтанга Горгасала в том объеме, в каком он представлен в посвященном ему произведении, является продуктом исторической аберрации автора XI в. Однако источники свидетельствуют, что для идеализации Вахтанга Горгасала имелись и реальные основания. Не случайно, что в «Обращении Картли» Вахтангу Горгасалу уделено внимания более, чем кому-либо из его предшественников и преемников и назван он, как никто другой из них, великим, и само имя которого стало символом грузинских Багратидов, орифламма которых так и именовалась Горгаслиани — «Горгасалово (знамя)».
В специальной литературе принято считать, что идеализация личности Вахтанга Горгасала — это отражение фольклорных сюжетов, якобы имевших хождение в грузинском; народе и систематизированных автором «биографии» картлийского царя, придавшим им источниковый характер[23]. Высказывается даже мнение, к сожалению, без каких-либо доказательств, чисто умозрительно, что в основу сочинения Джуаншера Джуаншериани легла «хроника», написанная современником самого Горгасала и лишь затем — в XI в. — расширенная автором ЖВГ за счет фольклорных сказаний о знаменитом картлийском царе[24].
Прежде всего отметим, что грузинскому фольклору неизвестен эпический цикл, посвященный Вахтангу Горгасалу[25]. Однако вопрос об эпическом характере образа Вахтанга Горгасала этим не снимается, но, по нашему мнению, он должен решаться в ином плане.
Нет нужды доказывать развитость эпического жанра ь древней и средневековой Грузии. Об этом свидетельствуют многочисленные памятники грузинского фольклора[26]. Но эпические традиции жили не только в фольклоре. Они влияла (особенно в ранний период средневекового историознания) на индивидуальное творчество историков, порой описывавших реальные события и героев в эпически расцвеченном стиле. Надо думать, что эта закономерность и отразилась в творчестве Джуаншера Джуаншериани, придавшего значительной части своего произведения характер эпического повествования.
Для Джуаншера важно было найти такую личность, которая соответствовала бы идеалам его времени — эпохе торжества феодальных отношений, христианской идеологии и культуры. В Грузии и до второй половины V в. таких личностей было достаточно, историк располагал довольно широким выбором, взять хотя бы то первого «христианского царя» Картли Мириана (первая треть IV в.), которого грузинская историческая традиция особо выделила из среды местных династов, восторженно отозвавшись о его деятельности и даже окружив ореолом святости. Но историзм автора ЖВГ выразился прежде всего в выборе эпохи.
18
См. М Д. Лордкипанидзе. Политическое объединение феодальной Грузии. Тбилиси, 1963 (на груз, яз.); В. Т. Пашуто Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 65, 83 и др.; З. В. Папаскири. К вопросу о международной роли Грузии в XI — первой половине XII в. — Проблемы истории СССР, вып. 5, М., 1976, с. 115—128; он же. У истоков грузино-русских политических взаимоотношений. Тбилиси, 1982.
19
Ш. Дидебулидзе Культурные взаимосвязи народов Грузии и Центрального Предкавказья в X—XII вв. Тбилиси, 1983.
20
Н. А. Бердзенишвили. О грузинской историографии. — Вопросы истории Грузии, т. III. Тбилиси, 1966, с. 329, на груз. яз. (Далее: ВИГ, с указанием тома и выходных данных).
21
Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. Извлечение сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и Дагестана. Пер. с древнегрузинского, предисловие и примечания Г. В. Цулая. М., 1979, с. 6, 40.
22
Вместе с тем понятие Картли в труде Джуаншера порой столь многозначно, что конкретизация его во всех случаях представляет немалые сложности В этом обстоятельстве отражен этап дальнейшего расширения термина Картли, все теснее включавшего в себе картвельские этно-территориальные единицы Как известно, наиболее полно обобщающий характер вышеприведенные термины приобрели на рубеже XI— XII вв., в эпоху правления Давида Строителя (1089—1125), когда в местных письменных источниках получило распространение собственно грузинское название Грузии — Сакартвело (см. Н. А. Бердзенишвили. К вопросу об этническом развитии грузинского народа — ВИГ, VIII. Тбилиси. 1975, с 357 и сл. (на груз, яз) Встречающийся в выделенной нами из свода КЦ (об этом см ниже) «Исторической хронике» Псевдо-Джуаншера (с 236) этот термин вряд ли аутентичен и представляет собой не более, чем интерполяцию.
23
См. А. А. Богверадзе. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV—VIII вв. Тбилиси, 1979, с. 38 (на груз. яз.). Автор уверенно пишет, что в ЖВГ зафиксированы со временем модифицированные сказания о Горгасале (там же, с. 40).
24
См. В. И. Гоиладзе. Вахтанг Горгасал и его историк. — Журн. "Мнатоби", 1983, № 11, с. 153 (на груз. яз.). Фактически это является, гальванизацией устаревшей идеи Ф. Д. Жорданиа, высказавшего убеждение об авторе ЖВГ как современнике и даже очевидце описанных в ней событий (см. Ф. Жорданиа. Хроники, т. I. Тифлис, 1892, с. XXXIV, на груз. яз.). Это мнение, ввиду его беспочвенности, не разделял почти никто и потому не видим необходимости в его опровержении.
25
Обычно ссылаются на известное народное шестистишие: «Бог возлюбил царя Вахтанга, Он услыхал небесный звон. Ступил он ногою на Эльбрус И содрогнулись великие горы. Вторгся он в Овсети, Прогнал черкесов. — Не должно быть сомнения, что этот фольклорный мотив не имеет отношения к тексту ЖВГ и является поздним отражением в народном творчестве героизированного образа картлийского царя. Вместе с тем любопытно упоминание черкесов, которые композиционно должны соответствовать уже напрочь забытым в народной памяти <хазарам> ЖВГ.
26
См. М. Я. Чиковани. История грузинской народной словесности. Тбилиси, 1956 (на груз, яз.); Эпические жанры. Грузинский фольклор, т. X. Материалы и исследования. Тбилиси, 1981 (на груз. яз.).