— Давно воюешь ? - спросил Гришин Курку.
— С сорок первого.
— Сколько ж тебе?
— Семнадцать.
Хозяин обвел глазами хату, все ее закоулки, распятие в углу, печь, цветное рядно на нарах, поставил ведро на пол и вышел.
— Заберут тату? В солдаты?! - спросила Ядвига.
Никто не ответил. В ведре мерно покачивалась вода.
— Тата … свое отжил, - почти про себя проговорила Ядвига.
— Ты что ж думаешь, не вернется? Без времени хоронишь, - сердито отозвался Курка .
— Свое отжил … - задумчиво повторила Ядвига, словно не слыша слов Курки. — И я отжила… И отлюбила. Шесть ночек с чоловиком спала.
— А с немцами, с полицаями сколько ? - заикаясь от волнения, выкрикнул Курка.
— Чего взъелся ?- сказал Гришин.
— Прохлаждаются, пока мы… Самогон гонют, сало жрут. - Курка махнул рукой и вышел на улицу.
Женщина поглядела ему вслед и повторила свое:
— Децко ты неразумное. - Потом, помолчав : — Е г о жалко. О н своего не дожил .
— Доживет, - торопливо проговорил Гришин, как бы стараясь отклонить такое выполнимое сейчас пророчество, и рассеянно спросил :
— Украинка?
— Не, пан. Мы поляцы.
Солдаты на минуту заворачивали в эту крайнюю на длинной сельской улице хату; многие входили так, без дела, просто вдохнуть домашний милый воздух, пахнущий картошкой, хлебом, самогоном, взять воспоминания обо всем этом с собой в последнюю, быть может, дорогу.
Появился Старшинов, начальник госпиталя, вынул из планшетки новенький лист двухкилометровки, разложил на коленях и, показывая на карте направление, зашептал что-то в ухо Гришину, подозрительно оглядываясь по сторонам, не подслушивают ли, чуть погромче сказал :
— Приказано свертываться. В девятнадцать ноль ноль. Ясно?
— Что ж нам свертывать? - усмехнулся Гришин .
Госпитальные машины застряли в дороге. Та единственная, на которой добрался начальник, стояла у хаты со сломанной задней осью. Весь армейский госпиталь теперь состоял из подполковника Старшинова, майора Гришина, шофера Козулина и снайпера, младшего лейтенанта Курки. Курка попал в госпиталь с тяжелым черепным ранением. Долечиваясь, он по доброй воле выполнял смешанные обязанности санитара, фельдшера и квартирьера.
— В девятнадцать ноль-ноль. Может, телеги достанем, фуры по-здешнему.
Подполковник озабоченно поглядел на карту. Вдруг, улыбнувшись, он притянул Гришина за рукав и значительным шепотом спросил :
— Соображаете, что это за линия? Вот - западнее Вышневца?
Гришин отрицательно покачал головой .
— Граница рейха ! Ясно? Пять сантиметров до этой самой г р а н и ц ы р е й х а.
Курка помог шоферу разгрузить сломанную машину.
Подполковник вместе с Гришиным распаковали тюки, отбирая и укладывая в вещмешки самые необходимые медикаменты, перевязочные материалы, хирургический инструментарий,- это на случай, если дальше придется двигаться пешим строем. Курка протирал чистой тряпочкой оптический прицел винтовки. Ядвига вышла, открыла ставни, принесла из чуланчика ведерко с голубоватыми, подкрашенным и синькой белилами и принялась мазать печь.
— Нашлa время… - неприязненно проговорил Курка.
— Трохэ почекам, - Ядвига послушно положила толстую малярскую кисть в ведерко ; шагнув к окну, она провела ладонью по запотевшему стеклу. Открылась даль: поля, придавленные низкими серыми облаками, разъезженные дороги, по которым медленно двигался поток людей, повозок, танков, самоходок, поросшие ветлами невысокие холмы - татлы, как их здесь называют.
Плотный слой облаков в одном месте утончался, открывая оловянный диск солнца. Вначале диск этот был холодным, как луна, но постепенно потеплел - нежданно, как подарок, - и тогда все кругом засверкало слабым серебряным светом : деревья на холмах с тонкими веточками, покрытыми бессчетными капельками влаги, мокрые башни танков, мокрые дула винтовок и автоматов, широкие колеи, пропаханные машинами и танковым и траками, наполненные стылой болотной водой , талый снег, сохранившийся кое-где в низинах.
В нестойком этом , едва родившемся и уже гаснущем сиянии, чудилось, движение прекратилось. Казалось, солдаты, которых не могли остановить три года войны не одна, а тысячи смертей, замерли, любуясь робким светом.
Ядвига еще раз посмотрела на дальние холмы, на солнце, которое снова куталось в облака, и сказала, обращаясь к самой себе :
— А балакают - бога нема. Кто же то зробил ?
Она еле заметно улыбнулась, такой нелепой и странной представилась ей мысль, что бога нет, раз существуют - несмотря даже на войну - деревья, люди, солнышко.