Он вызвал номер 88-52-32.
– Алло! Я хотел бы поговорить с мадам Дюваль.
– Ее нет… Она в больнице в Блуа. Она попала в аварию.
– С кем я говорю?
– С хозяйкой дома.
– Благодарю вас. Он повесил трубку. Мертва ли Вероника или нарочно исчезла, положение в высшей степени критическое. Если бы неизвестная не выдавала себя за Веронику, письмо было бы вскрыто, и полицейская машина давно пришла бы в движение. Итак, раненая была его благословением, последним шансом, защитой… по крайней мере до тех пор, пока не обретет дар речи. Он вдруг почувствовал к ней прилив жалости и признательности. Вернуться к жизни, чтобы услышать от медсестры: „Добрый день, мадам Дюваль…" Но она, видно, не очень расстроилась, узнав, что ее хитрость удалась и ее принимают за Веронику… Кто она такая? Откуда? Что ей нужно? У Дюваля не было времени задаваться подобными вопросами. Существовало под-дельное удостоверение, которое, чувствуется, было сработано профессионалом. Все указывало на подозрительную аферу. Дюваль снова извлек из сумочки документ и стал разглядывать незнакомку. Внимание его приковали глаза: такие светлые! У Вероники были глаза лгуньи. В этих же как-будто видна была душа. Необъяснимо! Все это окутано тайной, и потом этот адрес: шоссе Грийон. Дюваль взглянул на часы. Время вполне позволяло ненадолго подскочить к этому дому до обеда. Он достал связку ключей и быстро поехал по дороге в Шомон, спеша очутиться в „Гран Кло". Кто откроет ему дверь? Кто живет там? Любовник? Глупо задавать себе подобные вопросы, на которые никто не ответит. Любовник! Значит некое лицо, незаконно разгуливающее на свободе, которое в нужный момент дергает ниточки. Безусловно, его нет в природе, есть лишь некая мишень, на которую можно направить оружие и обрушить ненависть. Дювалю необходимо было кого-нибудь ненавидеть! Он остановился на главной площади Амбуаза и спросил прохожего о дороге, но через пять минут понял, что сбился с пути и затормозил перед магазинчиком.
– Скажите, пожалуйста, где шоссе Грийон? Бакалейщица оказалась очень любезной.
– Первый поворот направо. Как увидите трансформаторную будку, сразу берите влево и вот вам шоссе Грийон… четвертая улица налево.
– Я ищу „Гран Кло".
– А! Знаю, знаю!
Она сделала шаг к машине и взглянула на номер.
– А вы случайно не месье Дюваль? Я сразу догадалась… В газете была напечатана заметка о случае с вашей супругой. Бедняжка! Она к нам заходила несколько раз за покупками… Такая симпатичная, и ей так нравилось здесь. Как она? Ей хоть немного лучше?
– Не теряем надежды. Спасибо.
Дюваль отъехал. Ему было трудно поддерживать разговор. Он сильно ударил по рулю. „Вы, случайно, не месье Дюваль?" Его, оказывается, ждут здесь, черт возьми! В „Гран Кло" меня встретят цветы в вазах и домашние туфли. А еще, небось, домработница, которая справится, удачно ли я доехал… Это уж слишком!
Прорычав: „Довольно!", – он резко затормозил. Перед ним стоял „Гран Кло". Большой белый дом из местного молочно-белого камня. Дом его мечты. Он сверкал в лучах заката и источал радость жизни.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Название дома было выгравировано на черной мраморной доске: „Гран Кло". Калитка была на замке, самый большой ключ из связки легко открыл ее, и Дюваль пошел по аллее через запущенный сад к подъезду в сопровождении воробьев и скворцов. Справа под огромным тиссом расположился складной стол с железными стульями. Слева гараж. Все окна в доме были закрыты. Дюваль подошел к двери, выбрал нужный ключ. Его не оставляло чувство, что он пришел к себе… Он безошибочно нашел выключатель, и лампа осветила просторный вестибюль, выложенный клетками в шашечку. Дюваль бесшумно затворил дверь и прислушался, он уже знал, что был здесь один. На вешалке он увидел синий плащ, который, безусловно, принадлежал незнакомке. Это естественно. Плащ как бы приглашал его чувствовать себя как дома. Дюваль пересек вестибюль. Двойная дверь слева должна была вести в гостиную. Так оно и оказалось. Прекрасная люстра венецианского стекла отбрасывала сдержанный и изысканный свет на мебель старинного стиля: глубокие кресла, комоды, канапе, одноногий столик. Следом находилась другая комната, поменьше, служившая, очевидно, курительной. Дюваль медленно прохаживался по комнатам, ни до чего не дотрагиваясь. Возле телефона лежала пачка сигарет, он понюхал: ну, разумеется, ментоловые… те самые, что любила Вероника. Он швырнул пачку словно в ней таилась опасность. Итак, Вероника жила в этом доме с другим? Он прошел в библиотеку с пустыми полками. Комната казалась заброшенной. Почему? Еще одна загадка. Он стал ходить быстрее из нетерпения все осмотреть и попытаться раскрыть тайну. Коридор провел его в просторную, удобно обставленную кухню, где высились батареи сверкающих кастрюль, плита была смешанной: газ и электричество, вместительный холодильник содержал бутылки с аперитивом, салат, морковь, яйца, банки с консервами. Он прошел в столовую в крестьянском стиле с длинным столиком для посуды, столом на восемь персон, окруженным плетеными стульями. По стенам развешены старинные тарелки с наивными ребусами и деревенскими сценками, загадками… Дюваль очень удивился, оказавшись снова в вестибюле, который смог получше разглядеть: над вешалкой рогатая оленья голова, а напротив громадная кабанья морда между двумя охотничьими ружьями. Все было в приличном состоянии. Он пошел к лестнице. Прекрасные перила. На лестничной площадке сундук, над которым картина с изображением псовой охоты. Чуть дальше еще комнаты. Дюваль открыл первую дверь и зажег свет. Здесь царил жуткий беспорядок: на столе раскрытые дамские журналы мод, пепельница, полная наполовину выкуренными сигаретами, на постели плохо натянутое покрывало, кусок материи, застрявший в дверце платяного шкафа, между двумя окнами на столике проигрыватель. Он подошел и прочел название пластинки, стоявшей на нем: Беко! Рауль мог держать пари, что это именно он. А книга на ночном столике… Черт побери! Мазо де ля Рош! Вероника была здесь!… Не ее ли духи еще витают в воздухе? Он вертел головой и принюхивался к едким запахам, к которым примешивался аромат увядших цветов. Может, это все игра его воображения? Это не комната Вероники, потому что на стене висела огромная фотография раненой незнакомки… Он тотчас узнал, фото в удостоверении было лишь жалкой карикатурой. Со стеснением в груди Дюваль снова увидел лицо бедняжки с перекошенным ртом… Он сравнивал его с этим прекрасным изображением, напомнившим ему известную кинозвезду: глаза Морган, нос Далиды… Мадам Дюваль, урожденная Версуа… Он вздохнул и вошел в туалет. Все как везде. Он открыл гардероб. Немного одежды: несколько летних платьев, блузок, которых не было у Вероники.
Кому принадлежали другие комнаты? Какие чудеса поджидают его еще? Дюваль вышел, пересек коридор и вошел в дверь напротив. Он зажег свет и тотчас увидел две картины. Одна со знакомой подписью: Блуштейн… Такая же висела в Канне. Не совсем та же, у этой краски были поживее. Но среди пересечения линий были те же странные пятна… Блуштейн! Вероника, конечно, здесь бывала. Она их и повесила. Блуштейн, пока еще неизвестный художник…
Спальня была полностью мебелирована. У стены стояла кровать. Деревенский шкаф. Два стула, кресло, стол. В ванной Дюваль обнаружил пару тапок с белыми подошвами, которые еще не надевали, и туалетный несессер с вензелем: Р. Д. Ну, конечно же! Рауль Дюваль! Подарок Вероники. Эта комната предназначалась ему. Все было подстроено, чтобы завлечь его в „Гран Кло". Это была дорога „Мальчик-с-пальчик", ведущая в дом Людоеда. Забавно! Кто же тот Людоед?
– Кто Людоед? – спросил Дюваль громко, открывая ящик стола. В ящике были конверты и прекрасная бумага светлосерого цвета, в углу листов стояли те же буквы: Р. Д. Была тут еще кожаная папка с теми же инициалами, в которой лежали фотографии. Он взглянул на верхнюю и чуть не задохнулся: это было посильнее тайны Р. Д. На фотографиях был изображен он сам на улице Антиб.