Кабинет был богато обставлен, повсюду цветы. Толстые ковры. Мэтр Фарлини протянул Дювалю коробку.
– Сигару?… Нет?… В самом деле?… Они не крепкие… Хорошо, приступим к нашему делу.
„Лет сорока, – подумал Дюваль, – мало двигается. Пожалуй, несколько скован. Ему бы надо сбросить четыре-пять килограмм… Когда же он заговорит о Веронике?"
Нотариус заглянул в папки, продолжая улыбаться. Кондиционер освежал воздух, который временами становился почти холодным. Дюваль все больше и больше настораживался.
– Прежде всего, – сказал нотариус, – выполним некоторые формальности. Я должен удостовериться в вашей личности. Это необходимо.
Дюваль достал из портфеля свое удостоверение личности и водительские права. Он не очень любил эти процедуры. Адвокат его ни о чем не спрашивал! Нотариус громко зачитал: „Дюваль Рауль, родился седьмого января тысяча девятьсот сорок шестого года в Марселе".
Он взглянул на лист в папке, затем снова на Дюваля, улыбка нотариуса стала еще более радушной.
– Благодарю вас. Мне было очень трудно вас разыскать, очень трудно, но, наконец-то, вы здесь. Это главное. Дюваль – фамилия вашей матери, как я понимаю, мадам Мари-Луиза Дюваль, родившаяся двадцать пятого февраля тысяча девятьсот двадцать третьего года, в Тулоне.
– Да, отца я не знаю.
– Это мне известно, – сказал нотариус, – но вы знаете его фамилию.
– Хопкинс.
– Именно так, Уильям Хопкинс, служивший солдатом в американской армии. Уильям Хопкинс, родившийся одиннадцатого июля 1918 года в Толедо, штат Охайо.
Фарлини придавил ладонью папку.
– Здесь все есть.
– Я не рассчитывал услышать о нем, – сухо сказал Дюваль, – он подлец.
– Вы, возможно, вернетесь к этому вопросу, но сначала дайте мне договорить… Итак, Уильям Хопкинс познакомился с Мари-Луизой Дюваль в Марселе в 1945 году…
…и ее бросил.
– К сожалению, – пробормотал Фарлини, – это не единичный случай. Хопкинс вернулся в Толедо. Он испробовал кучу профессий… Могу вам их перечислить.
– Меня это не интересует.
– Пусть. Но я имею право довести до вашего сведения некоторые детали, которые вам неизвестны. Ваш отец упорно занимался предпринимательством… кто знает, не переняли ли вы от него некоторые качества…
Дюваль поднялся.
– Извините, – сказал он, – я пришел сюда не для того, чтобы узнавать об этом человеке, который был нашим несчастьем. Если бы я встретил его, то плюнул бы ему в рожу.
– У вас нет возможности его встретить. Он умер. Итак, месье Дюваль, сядьте и успокойтесь… Теперь вы его наследник, вот почему я искал встречи с вами. Вашему отцу удалось построить серию гаражей, а затем основать акционерное общество по эксплуатации автобусов и грузовиков. Он не был женат и не имел детей, умер от рака печени. А когда умирают от рака, то хватает времени для размышлений и принятия обдуманных решений. Все, что он имел, теперь ваше. Сколько месяцев я вас разыскивал… В мэрии Марселя я узнал, что Мари-Луиза Дюваль родила мальчика… Дом, где вы родились, снесен… К счастью, мне попались старые соседи, которые дали мне первый адрес вашей матери в Париже… Я не упрекаю вас за эти поиски.
Дюваль снова увидел эти трущобы, квартиру, напоминающую платяной шкаф, где он делал уроки, и особенно свою мать, всегда безмерно уставшую к вечеру… В последнее время она стала пить… А им и нужно-то было совсем немного денег…
– … с помощью социального страхования, – сказал нотариус. – Но след оборвался… На вас я напал благодаря случайному стечению обстоятельств. Вы закончили неполную среднюю школу в 1962 году.
– Я хотел стать врачом, – прошептал Дюваль, – но после смерти матери должен был работать. Попробовал себя в различных областях.
– Вы заслужили эту улыбку судьбы. Вот видите, я начал вас искать издалека, хотя вы были по соседству. Все прекрасно устроилось, и мы сможем часто видеться.
Он отрывисто постучал по папке.
– Вы не спрашиваете, что там внутри? Вы не хотите знать сумму наследства?
Дюваль пожал плечами.
– У меня нет на этот счет никаких мыслей, – сказал он. – Я думаю, что отец хотел вознаградить меня за мое рождение.
Нотариус удивился. У него было хорошее круглое лицо, на котором отражались все его чувства.
– Все пожелания сбылись, месье Дюваль, вплоть до исполнения последней воли умершего. Справедливость восстановлена…, не все пока улажено, но я вам назову лишь приблизительную цифру, я полагаю, что она составит около девятисот тысяч долларов… что означает в наших франках пять миллионов, или, если угодно, пятьсот миллионов старых франков.
Наступила тишина. Дюваль пока ничего не понял. Фарлини скрестил толстые руки и наклонил голову.
– Итак? Что скажете? Неплохой реванш, не так ли?
– Простите, – прошептал Дюваль, – не трудно ли вам повторить цифру?
– Пятьсот миллионов.
– Пятьсот миллионов… Мне?
– Естественно, вам. Не вы ли Рауль Хопкинс, единственный сын Уильяма Хопкинса?
Нотариус достал из дела фотографию и протянул ее Дювалю.
– Вот ваш отец. Эту фотографию мне представила канцелярия Гибсона, Гибсона и Моррисона, которым было поручено это дело. Вы похожи на него… волосы растут низко, вокруг носа розовые пятна… глаза голубовато-зеленые…
– Помолчите! – сказал Дюваль. Он вернул фото, которое держал кончиками пальцев так, словно это была какая-то гадость. Нотариус становился все благодушнее.
– Я к вам искренне расположен, месье Дюваль. Вас ждет теперь совсем иная жизнь.
Дюваль не слушал. Он почувствовал неприятный пот на спине и животе. Нотариус обошел стол и подошел к нему.
– Вы обескуражены, не так ли? Это пройдет. Удары судьбы, словно любовь с первого взгляда: все изменяется в один миг. В первый момент всегда становится плохо.
Он уселся на ручку кресла и покровительственно обнял Дюваля за плечо.
– И все же не будем задирать нос… Пятьсот миллионов на первый взгляд очень много… но, если подумать… немало торговцев, актеров, писателей, высокопоставленных чиновников имеют и больше. Только в наших краях я мог бы вам назвать, не будь я обязан хранить профессиональную тайну, дюжину фамилий… Богачей гораздо больше, чем принято думать… Вот увидите, к этому быстро привыкают… Давайте теперь разберемся в некоторых деталях этого дела.
– Нет, – сказал Дюваль, -. нет, потом, потом… Сделайте все сами. Я вам доверяю.
– Благодарю, но вы мне должны кое-что подписать. Конечно, ничего срочного. Безусловно, я бы хотел закончить все как можно быстрее, потому что для меня это большая ответственность.
Пятьсот миллионов! Цифра болезненно билась в голове Дюваля.
– Я телеграфирую Гибсону. Перевод денег не представляет трудностей. Это меня совсем не волнует, а вот их дальнейшая судьба… Что вы собираетесь делать с этими деньгами, месье Дюваль?
Нотариус закурил, заложил руки за спину и заходил по кабинету. Дюваль посмотрел на округлого человечка в костюме цвета морской волны. Ему показалось, что все это происходит на экране, на котором было два человека: один из них – рассуждающий адвокат, а другой, в кресле, молодой американец, по фамилии Хопкинс, время от времени подносивший руки к лицу… этим, последним, и был он, Дюваль.
– Вы женаты? – спросил мэтр Фарлини. – Да… У меня это отмечено… И на каких условиях?
– Общности имущества.
– А-а! Тогда мадам Дюваль имеет равное право на наследство, осмелюсь вам сказать. Вам знаком соответствующий закон? На всю движимость, включая наследство, вы имеете равные права. Вам лично может принадлежать лишь недвижимость, например, дом… Но мы поговорим об этом позже, когда вы будете более внимательны к моим словам, это и понятно. Мы не должны делать неверные шаги.
Хватит! Хватит! Дюваль не мог больше этого выносить. Ему вдруг захотелось ходить, смешаться с толпой, потолкаться среди живых людей. Он был как во сне, словно его одурманили, чувствовал себя разбитым.
– Вы будете продолжать свою работу? – спросил нотариус.