Отпустив последнюю клиентку, он тщательно умылся, сделал несколько упражнений, чтобы размяться, и вышел. Мсье Жо пожал ему руку, не забыв взглянуть на часы.
Они жили в совсем новом доме. Их квартира располагалась на седьмом этаже. Дювалю она не нравилась. Слишком много мраморных украшений, позолоты, показной роскоши. В ящике для писем скопилась почта. Куча рекламных проспектов и одно письмо, судя по штемпелю, из Ниццы. Адрес напечатан на машинке. Он вскрыл конверт, развернул письмо. «Мэтр Рене Фарлини. Нотариус». Неужели эта дура додумалась обратиться к нотариусу? Письмо оказалось коротким:
«Мсье, не соблаговолите ли Вы срочно зайти ко мне в контору по делу, представляющему для Вас несомненный интерес?
С уважением… и т. д.»
Что бы это значило? Она ведь сказала, что пойдет к адвокату. При чем здесь нотариус? Войдя в лифт, он перечел письмо.
«…по делу, представляющему для Вас несомненный интерес…»
Конечно, речь идет о разводе. Странно! Впрочем, он немедленно потребует объяснений. Но в квартире никого не оказалось. Еще одно письмо поджидало Дюваля. Оно лежало на столике в прихожей. Простая записка:
«Не хочу причинять тебе лишних хлопот, поэтому оставляю квартиру в твоем распоряжении, пока мы не примем окончательного решения. Себе я сняла меблированные комнаты. Если понадобится что-нибудь обсудить, звони по телефону: 38-52-32».
Черт возьми! Да она боится встречаться с ним! Он бросился к телефону, но вовремя одумался. Осторожно! Не стоит затевать спор, который может обернуться лишней обидой. Любое неудачное словцо будет поставлено ему в строку. Он уже наломал дров!
Он прошелся по пустой квартире; нет, она ничего отсюда не перевезла, захватила лишь самое необходимое. Кондиционер не выключен. В холодильнике полно припасов. В гостиной все еще пахло духами Вероники. К их запаху примешивался аромат сигарет с ментолом. На проигрывателе стояла пластинка Жильбера Беко… Ясное дело! Спинка кресла, в котором она, должно быть, отдыхала перед уходом, хранила отпечаток ее тела. Вообще-то она и сейчас незримо присутствовала. Он прошел в кабинет. И здесь тоже Вероника словно подглядывала за ним. Она оставила тут свою бумагу для писем. И даже забыла свои солнечные очки. Он присел за стол, выдвинул средний ящик. Вместе с новым блокнотом ему попался под руку туристический проспект. «Посетите СССР!» Давняя его мечта! И памятная ссора! Ему это представлялось паломничеством в Мекку. Ей — чем-то непристойным. А как бы ему хотелось поехать… Она не способна ни на какие уступки. Хотя он и сам такой!.. Почему он чувствовал себя таким старым и очерствевшим, словно что-то отделяло его от других людей? Он положил проспект обратно в ящик. Завтра надо будет позвонить Веронике, поблагодарить ее, сказать, что он тронут ее добротой и еще несколько дней поживет в квартире. Ему вдруг захотелось проявить любезность: сейчас он не мог бы сказать, так ли необходим ему этот развод! Пожалуй, что и нет… А если он отсюда уедет, то что возьмет с собой? Что принадлежит ему в этой квартире, которую он уже привык считать своим домом? Он достал из стенного шкафа громоздкий чемодан, который прослужил ему больше десяти лет. Он таскал его с собой по пансионам и гостиницам, и за годы скитаний чемодан здорово пообтрепался.
— Мог бы убрать этот хлам в подвал, — заявила Вероника.
Но он дорожил чемоданом не меньше, чем моряк своей старой котомкой. Он поставил его на стол в гостиной. Забавно наконец-то заняться чем-то запретным. Он принялся складывать в чемодан белье, потом уложил свою одежду. У него всего-то и было три костюма и пальто. Да он и не стремился выглядеть элегантным, не придавая тряпкам никакого значения. Две пары ботинок… Три галстука, которые давно уже следовало отдать почистить… Вот, пожалуй, и все… Еще электрическая бритва — подаренный Вероникой «Ремингтон», — он ею никогда и не пользовался, предпочитая старую «Жиллетт»… Да, он свободен, как настоящий моряк, беден и всегда готов пуститься в плавание. Остановка в порту подошла к концу.
Напоследок он еще раз окинул взглядом всю обстановку, ужасные абстрактные картины, подписанные Блюштейном, неизвестным художником, который «уже идет в гору и скоро прославится». Дюваль закрыл чемодан и отнес его в комнату для гостей: ей так ни разу и не пользовались. Постелил себе постель. Здесь он пока и поживет, только совсем недолго. Он зашел в спальню за пижамой, взглянул на книжку, оставленную на столике рядом с кроватью. Мазо де ла Рош[2]… Усмехнулся и прикрыл за собой дверь. Есть совсем не хотелось. Только спать. «Ну-ка, матрос, попробуй все забыть!» И он проглотил две таблетки снотворного.
2
Мазо де ла Рош (1885–1961) — канадская писательница, автор сентиментальной эпопеи об истории одной семьи.