— Вы думаете продолжать работать? — поинтересовался нотариус.
— Сам не знаю… Извините… Ничего–то я не знаю. Даже не знаю, кто я такой!
Мэтр Фарлини дружески взял его под руку.
— Вы богатый человек, с чем я вас и поздравляю… Ступайте–ка домой. Поделитесь с мадам Дюваль доброй вестью. Но смотрите!..
Он открыл было дверь, но тут же притворил ее снова.
— Смотрите!.. Не говорите ничего даже хорошим знакомым. Прежде всего, потому, что многие станут вам завидовать… И потом, остерегайтесь тех, кто не прочь подзанять деньжат. Деньги — это как варенье. Они привлекают мух. Ах да! Совсем забыл.
Он вернулся в кабинет вместе с Дювалем.
— И у меня уже голова идет кругом… Хотите получить задаток?.. Выписать вам чек?
Дюваль тут же подумал об общем с Вероникой банковском счете. Если он внезапно возрастет, пусть даже на сравнительно ничтожную сумму, это привлечет ее внимание.
— Нет–нет, — отказался он. — Нет. Только не сейчас. Мне ничего не нужно.
— Не стесняйтесь… Я всецело в вашем распоряжении. Зайдите еще разок в конце недели. У вас будет время подумать, а я успею принять необходимые меры. А сейчас ко мне должны прийти. Прошу меня извинить.
Он проводил Дюваля до дверей лифта, тепло пожал ему обе руки.
— Я так рад, мсье Дюваль! Вот видите! Зло не всегда торжествует.
И он улетучился, словно ангел–хранитель, когда лифт начал спускаться. А слегка оглушенный Дюваль снова очутился на улице. Он запамятовал, куда поставил свою малолитражку. Никак не мог отыскать ключи. Ему хотелось пить. Но уже сжималось сердце и на глазах выступали слезы от какого–то сильного чувства — не то от счастья, не то от тревоги. Поднявшись по проспекту Жана Медсена, он уселся на террасе кафе.
— Кружку пива!
Там–то он и познал истинную радость. Словно он и не существовал прежде. А теперь вот очутился здесь, такой устойчивый, налитой, подобно дереву, вросшему корнями глубоко в землю, и все звуки внешнего мира отзывались музыкой в его душе. Пока он не очень ясно представлял себе, как далеко простирается его новая власть. Он только знал, что может, если захочет, просидеть здесь хоть до темноты и никто теперь не властен над ним, ибо отныне он избавлен от графиков работы, сеансов массажа, от самого мсье Жо… Как знать, возможно, он перестанет быть себе врагом. Что, если это умиротворение, это изумительное ощущение покоя продлится долго? Пиво было свежим. Проходившие мимо женщины казались ему хорошенькими. Он проводил взглядом огромную спортивную машину. На сколько потянет такая штучка? Четыре, пять миллионов! И он предался игре, исполненной для него мучительной услады: стал прикидывать, сколько стоит та или иная вещь, и думать: «Я мог бы себе это позволить!» Он слишком хорошо помнил свое детство, отравленное неисполненными желаниями; его протянутая рука вечно натыкалась на стекло витрины. «Ну, пошли! — тянула его мать. — Сам ведь знаешь, нам это не по карману!»
— Официант, пожалуйста, еще кружку.
Все неприятные вопросы он откладывал на потом. А сейчас у него — медовый месяц со свалившимся на него состоянием. Его свадьба! Приобщение к чему–то еще более возбуждающему, чем само сладострастие! Ему бы уснуть, сжимая свою радость в объятиях, обладать ею, укачивать у самого сердца. Ему бы сейчас лучше закричать, запеть, чем давиться молчанием. Если бы только он мог на кого–то излить свою любовь!
Дюваль расплатился и вышел. Пять часов вечера. Толпа заполонила тротуары. Бесцельно побродил по городу, борясь с противоречивыми желаниями: вернуться в Канны? снять номер в Ницце? Он пытался думать об этом, разглядывая витрины, и вдруг, внезапно решившись, зашел в табачный магазин.
— Я хотел бы купить зажигалку.
— Для подарка? — спросила продавщица.
Он постеснялся ответить: для себя.
— Да–да. Для подарка. Хотелось бы что–то стоящее…
Он немного стыдился себя самого. И в то же время его охватило почти лихорадочное возбуждение. Продавщица предложила ему всевозможные зажигалки, показала, как они работают.
— Вот эта очень красивая. Из чистого золота. Прекрасный подарок.
— Сколько она стоит?
Эти слова вырвались у него помимо воли. Слишком часто случалось ему их произносить!
— Триста пятьдесят франков.
Невольно он подумал: «Слишком дорого». И рассмеялся.
— Правда, красивая? — спросила продавщица.