Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я!»
— Хорошее стихотворение. Я вообще стихи не люблю. Только вот такие — где смысл сразу проглядывается. Четко, ясно и понятно.
— Это от вашего логического склада ума.
— Да, на мехмате учусь, ничего удивительного, — продолжала я дерзить.
— Стихотворение действительно с глубоким смыслом. Оно понятно людям творческим — тем, кто всегда ждет эту самую музу. А кто не ждет… Про Ахматову в недалекие годы говорили, что она выражает вкусы салонной поэзии, которое есть аристократическое эстетство и декаданс, «искусство ради искусства». И ее пустое и безыдейное творчество чуждо нашему народу.
— Не слышала… Не проходили в школе, — отрезала я, потому что смысл произнесенных слов был мне непонятен.
Я не знала ни про декаданс, ни про аристократическое эстетство. Я вообще не слышала про Анну Ахматову.
Меня вдруг пронзила мысль: если сейчас уйду, то так никогда и не узнаю ничего сверх «школьной программы» и уткнусь в какой-то пошлый тупик, где бесконечно прокручиваются одни и те же темы: работа, которая не волк, в лес не убежит, «почтовый ящик», где хорошие продуктовые наборы, женихи и любовники, блат, соцсоревнование, «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», «Голубой огонек», Муслим Магомаев, ширпотреб, фарца, югославские сапоги, «Levis», «Wrangler», Первомай, электричка в Москву за продуктами (что это? длинная, зеленая, пахнет колбасой), «Yesterday, all my troubles seemed so far away», хотя «Битлы», конечно, были тогда настоящей отдушиной… «Битлы» стали моим кумиром, под их музыку еще в школе я делала уроки — по той причине, что имела катушечный магнитофон, привезенный отцом из командировки в Японию. Не то что японский, советский «бобинник» был пределом мечтаний молодежи «периода застоя» развитого социализма. Этой культовой мечты в силу обстоятельств у меня даже не возникало. И возможно, именно поэтому в голове освободилось место для «мечт» иных.
— В последнее время, сударыня, я занимаюсь иллюстрацией книг, — прервал тягостную паузу художник. — Дали мне на выбор шагиняновские «Четыре урока у Ленина» и гриновские «Алые паруса». И что же, как вы думаете, я выбрал?
— Наверно… — задумалась я. — Не деньги.
— Именно! — рассмеялся художник. — Но от качества моих иллюстраций все же зависит гонорар. Чем лучше иллюстрации, тем больше тираж. Вот такая арифметика.
Я плюхнулась в скрипучее кресло.
— От меня-то что зависит? — удивилась я.
— От вас, дружочек. Хм… Как бы это сказать. Вы вообще-то знакомы с творчеством Грина?
— Так… — неопределенно пожала я плечами. — Не люблю «туманны дали, романтические розы»…
— Это сказка, романтическая сказка о чистоте и глубине человеческих чувств, об идеале… И о том, что нужно верить в свою главную мечту.
— В принца, что ли? Который приплывет под алыми парусами и заберет тебя неизвестно куда…
— Но принц не просто приплыл, понимаете, Наташенька? Ассоль жила без матери, в приморской деревушке. Ее отец, моряк в отставке, зарабатывал гроши, мастерил игрушечные кораблики. Тоже — мечтатель был… рассказывал ей о дальних странах. Девчушка встретила в лесу старика и услышала от него, что когда-нибудь за ней приедет прекрасный принц на корабле под алыми парусами. Эта чистая душа поверила старику и стала ждать принца. И хотя над ней смеялась вся деревня, в один прекрасный день ее мечта сбылась. Хочется добавить — назло злопыхателям.
— Я же говорю «туманны дали, романтические грезы». Так в жизни не бывает.
— В жизни всякое бывает. Так, мне кажется, думала Ассоль и поэтому достигла цели. — Художник взял планшет с листком бумаги с намерением рисовать. — Главное — не проглядеть поданный жизнью шанс, хвататься за него и верить в алые паруса!
— Вы думаете, что я Ассоль? Нет, нет, и нет… — замахала я руками. — Вам надо пригласить Анастасию Вертинскую, вот настоящая Ассоль.
— Очень хорошо сыграла, — согласился художник и начал делать с меня набросок. — Настоящий сказочный персонаж…
— Почему же сказочный?
— Режиссер Птушко — превосходнейший наш сказочник. Но, дружочек, у каждого свое видение героя… Хотелось бы ситуацию несколько приблизить к жизни. Это было бы очень интересно современному читателю.
— Здоровская идея! — воскликнула я.
— Рад, что поддерживаете, — внимательно посмотрел на меня художник. — Вы, сударыня, может, и проигрываете в телесной красоте Насте Вертинской, но, кажется, выигрываете в другом.