— Брысь! — откликнулась я.
В этот момент в дверях училища показался импозантный дядя.
— Иван Всеволодыч! Вот, девушка хорошая… хочет к нам, — затараторили будущие художники. — Поговорите с ней!
Мужчина окинул меня заинтересованным взглядом.
— Ну что ж, пройдемте… — сказал он и галантно взял меня под руку.
Это была секунда, которая, может, перевернула всю мою дальнейшую судьбу. Взыграл во мне авантюристический мой дух, послала я куда подальше ленинскую идеологию с «тремя источниками и составными частями марксизма», вспомнила про Марксов «Капитал» и ринулась в капиталистки… Тогда это было ругательное слово.
Иван Всеволодович оказался деканом. В кабинете с белыми гипсовыми головами он спросил:
— Чем занимаетесь?
— Учусь…
— Угу… — задумался он. — На промэке?
— На промэке, — согласилась я.
На промышленно-экономическом факультете, на промэке, универа учились, как считалось, девушки красивые, в основном блондинки… то есть недалекие девицы, которые, однако, хотят выйти замуж за хорошего парня.
— Ну что ж… Сможете два раза в неделю по четыре часа?
Я молчала, потому что настроилась на ежедневный труд — за двадцать рублей.
— Нет, но если будет трудно, мы сократим, — стал уговаривать декан. — Понимаете, мы так нуждаемся в натурщицах, у нас только старые бабушки, профессионалки, которые начинали еще при царе Горохе. И вот одна умерла вчера… А таких свежих приятных лиц — днем с огнем…
— Почему же к вам не идут? — удивилась я.
— Не знаю, — ответил декан. Прищурился и добавил: — Несвободные люди у нас. Советские…
— То есть, я не советская…
— Что вы, что вы, я не это хотел сказать… — Он замахал руками. — Даже не знаю, что ответить. Не идут, и все! Не покидайте нас, прошу, Наташа… Рубль в час, хотя бабушкам по семьдесят копеек платим. Не бойтесь, на ваш промэк не сообщим.
— Надеюсь… Только раздеваться я не буду, — твердо сказала я.
— Нет-нет, голая натура — это совсем другие расценки. Мы вас в исторический костюм нарядим, — прищурился декан, разглядывая меня. — А можете прямо сейчас? Осталось полтора часа, запишем вам полный день.
— Четыре рубля?
— Да-да-да! — Он открыл дверь кабинета и крикнул: — Евстигнея, бегом!
Будь я маленькой девочкой — это был бы самый счастливый день моей жизни — одели меня так же нелепо, как рисуют принцесс эти самые маленькие девочки. В примерочной Евстигнея подобрала какой-то очень сложный костюм, к которому полагался головной убор с пером. Кажется, убор был мужского рода. В таком виде я зашла в класс. Юнцы ахнули.
Дело, оказывается, было не в самом наряде, а в игре красок, света и тени, золота и серебряной парчи. Старшекурсники писали меня маслом.
Что касается самой работы… Я быстро поняла, почему в натурщицы народ не рвался. Помимо всего прочего, простоять в течение четырех академических часов застывшей в одной позе — это не каждому под силу. Перерывы, конечно, были — три по пять минут. Преподаватель живописи, увидев меня, долго придумывал позу и на радостях придумал стоять, склонившись в глубоком реверансе.
Через пару недель я зашла в кабинет декана и сказала, что не могу работать. Иван Всеволодович подумал, наверно, что я шантажирую его и ответил со строгостью:
— Но больше рубля мы не можем платить. Аппетит приходит во время еды, да?
— Нет. Спина разламывается. Мне это надо? — с обидой произнесла я. — От вашего дурацкого реверанса скоро сломаюсь напополам.
— Какого реверанса? — не понял декан.
Я показала — какого…
— Это ты так четыре часа стояла? — удивился он.
— Как поставили, так и стояла, — с обидой ответила я.
— Ну, Николай Викентьич, живописец ты наш, обрадовался… придумал фигуру из трех пальцев, — смягчился декан и даже пропел. — Вжик, вжик, вжик, уноси готовенького! Чуть девочку не угробил. Так ты у нас достояние республики.
— Да ладно… — смутилась я.
— Мы ему попеняем… Этому ужасному Николаю Викентьевичу! Обязательно. Ну-ка встань в четвертую позицию.
Я встала: стопы на расстоянии развернуты в разные стороны, параллельно друг другу, руки: правая отведена в сторону, левая вверх.
— Ишь ты! — удивился декан. — Балетом, что ли, занималась?
— Ага, в детстве, четыре года. Даже балериной хотела стать.
— А потом?
— Потом раздумала. Решила податься в геологи, — сказала я и пропела: — «Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу…»
— Понятно. Ветер в голове… Удобно так стоять? — спросил он.
— Терпимо…
— А теперь, значит, на промэке учишься.
— На промэке, — подтвердила я.
— Далеко пойдешь, — почему-то сказал декан. — На нашем четвертом курсе будешь теперь работать.