В. Я. Да, пробивался, это верное определение. Это не был обычный марш, все время происходили боевые стычки. Вокруг нас были немецкие части, разбитые, но не сложившие оружия. Они пробивались на север, на запад, стремились соединиться с более крупными группировками. Противник все еще оставался опасным. Местность ему благоприятствовала, так как по маршруту нашего движения были крупные лесные массивы, топи, озера. Можно сказать, фронт вокруг нас.
Разведчики падали от усталости. Местность, конечно же, была незнакомая. Необходимо было вести непрерывную разведку и уточнять маршруты.
После нескольких дней этого трудного марша мы почти вышли к Балтийскому морю. Однако берег на большом протяжении все еще находился в руках противника, который любой ценой пытался его удержать… Именно тогда, когда мы вышли в район сосредоточения, когда был установлен контакт с действующими в этом районе советскими частями, резко возросла активность гитлеровских войск.
Они все время угрожали правому флангу нашей группировки, наступавшей на Берлин, и стремились расширить коридор для вывода своих войск.
5-й полк оказался в трудном положении. Стшежевко, Стшежево, Вжосово, то есть те населенные пункты, к которым вышли подразделения полка, имели стратегическое значение. Если бы гитлеровцы их заняли, они смогли бы укрепить эту важную часть коридора для вывода своих войск и сохранить проход в направлении острова Волин.
Несколько дней шли изматывающие бои. Здесь мы столкнулись вновь с подразделениями 163-й немецкой пехотной дивизии, кроме того, дивизии «Байернвальде», а также с учебными батальонами люфтваффе.
В двух словах трудно рассказать о накале тех боев, но как-то я просмотрел донесения, которые направлял в те дни в штаб дивизии, и убедился, что память хорошо сохранила подробности тех приморских сражений.
Р. Л. А когда вы вышли на берег моря?
В. Я. 13 марта. Я впервые увидел море. Впечатление было непередаваемое. И при этом радостное сознание, что этот песчаный берег, на котором мы стоим, навсегда останется польским берегом.
Р. Л. И наконец наступила передышка…
В. Я. Не для всех. Район продолжал оставаться очень неспокойным. В окрестных лесах укрывались недобитые гитлеровские группы. В море появлялись вражеские суда и корабли, некоторые из них обстреливали берег. На узком перешейке, к западу от Дзивнувека, немцы создали оборону. Мы пробовали просочиться сквозь нее под прикрытием прибрежных дюн, однако она оказалась плотной, а подступы к ней — густо заминированы. Было трудно. Разведчикам опять подвалило работы, а ночи в эту пору уже были довольно короткие.
Но, действительно, именно в это самое время началась солдатская пахота, начался сев — это исторический факт. Части 1-й армии выделяли специальные команды, которые должны были возделывать брошенную землю.
Р. Л. Я думаю, что к этой работе их никто не принуждал, солдат сам рвался к пахоте…
В. Я. Да, это именно так и происходило. Ратный подвиг польского солдата в этих местах стал военным, политическим и моральным аргументом в пользу нашей западной границы. Немаловажным было и то, что солдат пришел сюда и как сеятель, и как хозяин, пришел на свою землю, и пришел навсегда. Многие солдаты уже тогда думали, что найдут здесь свой дом, и нашли его.
Р. Л. Представляется, что боевые действия на севере, бои на побережье Балтийского моря имели важное значение для хода сражения за Щецин…
В. Я. Совершенно верно. Противник стремился во что бы то ни стало удержать Щецин. Достаточно вспомнить, как яростно гитлеровцы обороняли Домбе, район Грифина, окрестности Медвя. Советские части несколько недель вели кровопролитные бои на подступах к Щецину. В этих боях участвовали и польские артиллеристы.
Расчленение, блокирование и ликвидация прибрежных группировок противника, пресечение водных путей между Щецином и морем лишило оборонявших крепость Щецин надежды, что с севера к ним придет какая бы то ни было помощь.
Р. Л. В начале апреля в 1-ю армию поступил приказ из штаба 1-го Белорусского фронта начать выдвижение из района Грифиц к Одре. В течение нескольких ночей 1-я армия преодолела значительную часть пути. Знал ли уже тогда начальник разведки 5-го полка Войцех Ярузельский, что армия идет на Берлин? И если знал, то что чувствовал?
В. Я. Я знал. Однако не могу сейчас сказать, знали ли об этом все солдаты. Это ведь естественно, что штабы должны иметь свои тайны. Солдаты тем не менее догадывались, что приближается нечто важное.
Тот факт, что мы шли на Берлин, имел, разумеется, большое психологическое и моральное значение. Прежде всего как символический, волнующий акт возмездия. Однако преобладала, пожалуй, обычная человеческая радость, что приближается конец, что это наш последний военный этап.