Кто же была эта мзгза нашего поэта? По рожденію своему она принадлежала къ тому дворянству Священной Римской Имперіи, которое по рангу не з'стзшало короно-
ваннымъ особамъ; и изъ него потому выбирались невѣсты для наслѣдниковъ разныхъ европейскихъ престоловъ. Богато одаренная отъ природы, гр. Луиза Стольбергъ получила соотвѣтствующее своему аристократизму францз’з-ски-космополитическое воспитаніе: она владѣла четырьмя языками, была хорошая музыкантша, имѣла вкз'съ къ изящнымъ искзюствамъ. Впослѣдствіи она была начитана въ философіи, водила знакомство и обширнзчо, собранную и напечатанную теперь, переписку съ выдающимися людьми Европы, держала и во Флоренціи и въ Парижѣ блестящій салонъ. На до годзг она была выдана замужъ за гр. Альбани, послѣдняго изъ Стюартовъ, претендента на англійскій престолъ, занятый тогда Ганноверской династіей. Карлъ-Эдзшрдъ, сынъ Якова II, женился на ней, бзгдучи уже 50 лѣтъ; женился но указанію Версальскаго двора, чтобы имѣть законнаго наслѣдника своихъ династическихъ притязаній. Франпз'зскомз7 правительству эти притязанія нз’жны были какъ постоянная з’гроза англійскому правительству; оно нотомз' и сзтбсидировало претендентовъ. Смолоду Карлъ-Эдуардъ, по матери изъ польскаго рода Собѣсскихъ, своимъ рыцарскимъ благородствомъ плѣнилъ сердца своихъ приверженцевъ въ Шотландіи и легенда окружила поэтическимъ ореоломъ его нез'дачнзчо попыткз7 овладѣть Великобританскимъ престоломъ. Но пораженіе, которое онъ потерпѣлъ, и бездѣятельная жизнь на средства, которыя емзт выдавались иностранцами, уничтожили слѣды всякаго рыцарства и романтики. Ко времени своей женитьбы онъ з»же опзютился, одряхлѣлъ, началъ пьянствовать. Бракъ съ миленькой, веселой, интеллигентной дѣвушкой нѣсколько оживилъ его,— но прошло года два и она почзшствовала себя одинокой и несчастной: мз’жъ былъ скзтченъ, всегда пьянъ, грз'бъ, самъ ничѣмъ не интересовался и ее ни на шагъ отъ себя не отпзюкалъ отчасти изь животной ревности, отчасти изъ династическихъ соображеній: на рожденіе наслѣдника, если бы онъ появился, не должно было падать и тѣни сомнѣнія. Но и наслѣдникъ не являлся, и шансы на пре-
столъ давно утже становились все болѣе и болѣе гадательными. Супруги жили во Флоренціи на виду зг всего общества и печальное существованіе молодой женщины всѣмъ было хорошо извѣстно. Въ это-то время она и встрѣтилась съ гр. Альфіери, который пріѣзжалъ во Флоренцію изз’чать на мѣстѣ тосканское нарѣчіе. Высокій) стройный, бѣлолицый, съ гз'стою косою рыжихъ волосъ, въ красивомъ сардинскомъ мундирѣ, который онъ носилъ только изъ хцегольства, 27-лътній красавецъ, сдержанный, серьезный, съ строгими чертами лица, съ высокимъ лбомъ н з'мными глазами, Альфіери сразу' плѣнился молодой женщиной, свѣтски обходительной и оживленной умственными интересами. Взаимность была неминугема и, по мѣрѣ того, какъ молодые люди сближались подъ надзоромъ ревниваго старика, тотъ все болѣе входилъ въ роль жестокаго уч'нетателя добродѣтельной своей жертвы и тѣмъ все болѣе воспламенялъ и любовь, и негодованіе ея высоконастроеннаго поклонника. А добродѣтелью жена графа Альбани — эту? фамилію носилъ заграницей Кар.ть-Эдуардъ, титушовавшій себя королемъ Англіи и Франціи—выдѣлялась не меньше, чѣмъ образованіемъ. И то и другое было тогда чуждо итальянской женщинѣ. Вспомнимъ, что это было время крайней распучценности нравовъ въ Италіи. Тогда всякая свѣтская молодая жинщина въ теченіе двухъ первыхъ годовъ замужества обзаводилась поклонникомъ, чичисбео, т. е. оффиціально состоявшемъ при ней любовникомъ, который сидѣлъ въ ея заборной, когда она кончала тушлетъ, сопровождалъ ее по визитамъ, въ театрахъ, на балахъ и фактически въ свѣтскихъ обязанностяхъ замѣнялъ законнаго мужа; а тотъ такимъ же образомъ занятъ былъ около жены другого. Нарушеніе супружеской вѣрности возводилось чичисбеизмомъ въ цѣлучо общепризнанную организацію, гдѣ давалась воля всякимъ капризамъ чувства и чувственной прихоти. Женщина не вредила своей репутаціи, если при одномъ саѵаііеге зегѵепіе за ней захаживала цѣлая вереница поклонниковъ, начиная съ кардиналовъ Святой Католической Церкви
и кончая пѣвцами исполнявшими женскія роли въ тогдашней оперѣ. Естественно, что при такихъ нравахъ ревность могла быть терпима между любовниками, но немыслима была между супругами. И потому въ глазахъ того высшаго общества, къ которому принадлежалъ гр. Альбани, ревность мужа съ его нескрываемою грз'бостыо возбуждала справедливое негодованіе, добродѣтель жены-полное недоумѣніе, а роль гр. Альфіери—общее одобреніе. Но Альфіери былъ чичисбео по неволѣ и самъ понималъ свою роль гораздо возвышеннѣе, чѣмъ свѣтское общество; да и обоихъ сзшрзтовъ положеніе претендента и иностранное происхожденіе ставило выше окрзгжающей среды; а графиню Альбани, кромѣ того, личныя начества ума и нрава озаряли совершенно исключительнымъ ореоломъ. Перипетіи этой любви, которая долгое время должна была оставаться платонической, подробно разсказаны въ «Жизни». Отмѣтимъ въ нихъ одно: когда, по происшествіи семи лѣтъ, графиня Альбани ползшила, наконецъ, полную свободз^ и любовники очутились подъ одной кровлей, ихъ союзъ не завершился бракомъ. Въ письмахъ граф. Альбани того времени есть намеки на то, что о сЗ’пружествѣ съ поэтомъ и о возможности имѣть отъ него дѣтей она тогда помышляла. Но бракъ и семья не входили въ тотъ заранѣе зютановленный планъ жизни поэта, гражданина и патріота, по которому Альфіери строилъ свою Жизнь. Къ тому же и денежныя его дѣла не позволяли мечтать о роли отца семейства: изъ любви къ свободѣ мысли и творчества онъ отказался отъ своего состоянія въ пользу сестры и довольствовался рентою, по-лз'чаемою отъ этой сестры. Рента была хотя и значительная, но хватала только на одинокое сзтществованіе. И у самой гр. Альбани были соображенія тоже денежныя, препятствовавшія браку. Какъ разведенная жена, а потомъ и какъ вдова претендента, она продолжала пользоваться субсидіею, которая зшлачивалась послѣднемз- изъ Стюартовъ и которая съ новымъ ея замзокествомъ должна была прекратиться. Зависимость музы-вдохновительницы поэта отъ правительства, къ которому онъ относился враждебно и презрительно, является диссонансомъ въ жизни этого послѣдовательнаго и з’порнаго въ преслѣдованіи своихъ цѣлей идеалиста. Но онъ диссонанса не чувствуетъ. Мало того. Графиня Альбани постоянно была окружена внѣшними знаками своего мнимо-королевскаго достоинства: въ залѣ ея стоялъ тронъ, прислуга была въ королевскихъ ливреяхъ, посуда, вещи всѣ носили государственные и династическіе гербы Англіи и Стюартовъ—и этотъ мишурный блескъ 3-живался съ республиканской правдивостью и независимостью мысли и характера самаго графинѣ Альбани близкаго человѣка. Наконецъ, француженка по дзгху и но воспитанію, она держала въ Парижѣ литературный салонъ, а вся свѣтская жизнь Парижа противна была Альфіери съ юныхъ его лѣтъ. Хотя общій дз'хъ его воззрѣній и навѣянъ былъ предреволюціонной Франціей, но идеалы его зрѣлаго возраста съ явною подражательностью классикамъ не вмѣщали всего того, чѣмъ кипѣла и волновалась францзгз-ская мысль конца 8о-хъ годовъ того вѣка. Педантически замкнувшійся въ классикахъ, завлеченный теперь исключительно риторическою стороною гражданской доблести, которою онъ смолоду такъ пламенѣлъ, Альфіери 43'ждъ былъ области и экономическихъ вопросовъ, и философ-ски-научныхъ и, еще того болѣе, тѣхъ сантиментальнофилантропическихъ увлеченій вѣка, слезливая чувстви-тельность которыхъ не мирилась съ его высокомѣрно-сз'-ровымъ нравомъ. Паѳосъ, многорѣчивость, разносторонность, весь блескъ риторики французскихъ салонныхъ говоруновъ противенъ былъ духз»- его риторики, рѣзкой, сжатой по формѣ, обличительной и независимой по содержанію. Впрочемъ, протестъ противъ тираніи, борьба съ правительственной властью были издавна и его завѣтной мечтой; оттого, когда раздались первые громы революціи, онъ вмѣстѣ съ граф. Альбани сталъ на сторону угнетаемыхъ и притѣсняемыхъ. Онъ даже лично выступилъ на защиту народной свободы: какъ иностранецъ и человѣкъ независимый, онъ въ 1789 обратился къ Людовику XVI съ письмомъ, въ которомъ просилъ его предупредить желаніе народа, даровать ему свободу и тѣмъ прославиться на всѣ времена больше, чѣмъ когда какой-либо правитель. Взятіе Бастиліи вдохновило его на оду. Это событіе онъ считалъ концомъ революціи, также какъ и Созывъ Національнаго Собранія. Но дальнѣйшія революціонныя дѣйствія обманули ожиданія салонныхъ пророковъ и теоретиковъ народнаго освобожденія. Безпорядки продолжались: Тюльерійскій дворецъ былъ занятъ народомъ, королевское семейство посажено въ тюрьму, начиналось преслѣдованіе всѣхъ привиллегированныхъ... Свобо-долюбивомз^ поэту съ трудомъ удалось вырваться изъ предѣловъ Франціи. Это было въ 1792 годзг.