И в письме из Англии к одной из американских учениц (8 октября 1896 года):
"Мои представления об англичанах претерпели революцию"[130]. Он открыл "нацию героев: настоящие кшатрии!.. Смелые и постоянные. Их воспитание приучает их не проявлять своих чувств. Но под этой надстройкой героической воли скрывается глубокий источник сердца. Если вы тронули это сердце, оно ваше навсегда. Если только в этот мозг внедрилась какая-нибудь мысль, ничто ее уже не вырвет; благодаря сильному практическому смыслу народа, она приносит прекрасные плоды… Они разрешили задачу повиновения без угодливости и величайшей свободы, соединенной с уважением к закону…"[131]
Народ, достойный зависти. Он заставляет даже тех, кого притесняет, уважать себя. Даже те, кто могут быть названы пламенной совестью своего порабощенного народа, стремящиеся его поднять, — люди, подобные Рам Мохан Рою, Вивекананде, Тагору, Ганди, — вынуждены признать величие победителя, законность победы и, может быть, полезность общей с ним работы. Во всяком случае, если бы им предстояло переменить владыку, они не пожелали бы никого другого. При всех своих чудовищных злоупотреблениях, англичане все же кажутся им из всех народов Запада (я разумею под этим и всю Европу и Америку) — тем народом, который предоставляет им наиболее широкое поле будущего свободного развития из собственных идеалов.
Ибо, при всем своем восхищении, Вивекананда никогда не теряет из виду свою индийскую миссию. Он рассчитывает опереться на величие Англии, чтобы осуществить духовное владычество Индии. Он пишет[132]:
"Эта Британская империя, со всеми ее недостатками, — самая мощная машина для распространения идей, которая когда-либо существовала. Я собираюсь поместить свои идеи в центр этой машины, и они распространятся по всему миру… Духовные идеалы всегда являлись человечеству от тех народов, которые были попраны ногами (евреи и Греция)".
В первое же свое путешествие в Лондон он мог написать одному из учеников в Мадрасе:
"Моя работа в Англии поистине великолепна".
Успех последовал сразу же. Общая пресса выражала полное восхищение. Нравственный облик Вивекананды сравнивали с величайшими религиозными явлениями — не только с его индийскими предшественниками, Рам Мохан Роем и Кешабом, но с Буддой и Христом[133]. Он был принят с почетом в аристократических кругах, и даже главы церквей выражали ему свою симпатию.
Во время второго пребывания в Англии он открыл регулярные курсы ведантической науки; здесь, уверенный, что имеет умственно одаренную аудиторию, он начал йогой разума — джнана-йога[134]. Далее, он прочел ряд лекций в картинной галерее в Пикадилли, в Принцесс-Холл, в клубах, в общеобразовательных обществах, в ложе Анни Безант, в частных кружках. Он видел серьезность английских слушателей, столь противоположную поверхностному увлечению американской публики. Менее блестящие, более консервативные, чем американцы, англичане долго хранили некоторую сдержанность, но, раз открывшись, они уже открывались всецело. Вивекананда, почувствовав доверие, больше шел им навстречу. Он говорил о том, кого всегда тщательно скрывал от взоров непосвященных, — о своем дорогом учителе Рамакришне. Он говорил со страстным смирением, что всем, чем он был, он обязан ему, что ни одна бесконечно-малая мысль не принадлежит ему лично, что все его мысли исходят от учителя… И он возвещал в нем "источник новой эры для религиозной жизни человечества".
Благодаря Рамакришне он вошел в сношения с Максом Мюллером. Старый индианист, юный взор которого следил с постоянно новым интересом и великодушной симпатией за всеми движениями индийской религиозной души, уже заметил на Востоке, как один из царей-волхвов, восход звезды Рамакришны[135].
Ему хотелось расспросить непосредственно свидетеля нового Воплощения; и по его просьбе Вивекананда должен был составить воспоминания о своем учителе, которые Макс Мюллер использовал в небольшой книжке о Рамакришне[136].
Вивекананду также немало привлекал Оксфордский Волхв, который из далекой своей обсерватории возвестил прохождение великого Лебедя[137] по небу Бенгалии. Он был приглашен к нему 28 мая 1896 года; и юный индийский Свами, преклонясь перед старым европейским мудрецом, поклонился в нем духу его расы, воплощению античного Риши, который помнит о своих предшествующих рождениях в древние дни Индии Вед, — "душе, которая каждый день ощущает свое единение с Брамой…"[138]
130
Он говорил также с оттенком иронии:
"Я начинаю, мне кажется, видеть божественное начало в высокомерных англо-индийцах. Я приближаюсь к состоянию, в котором я любил бы дьявола, если б он существовал" (6 июля 1896 года).
131
Я соединяю в этой цитате выдержки из письма 1896 года и из знаменитой речи в Калькутте.
133
"Standart London Daily Chronicle" (ср. также интервью, помещенное в "Westminster Gasette").
138
Полный энтузиазма, он пишет сразу же, 6 июня 1896 года, для своей индийской газеты "Brahmavadin":
"Мне бы хотелось иметь хоть сотую часть его любви к Индии… Биения его сердца уловили ритм Упанишад… Целые полвека он живет этой мыслью. Его душа окрашена ею… Он проникся истинным мелодическим веянием Веданты… Один ювелир может знать достоинство драгоценностей…"