И, однако, на этой земле, в которой его слово пробудило столь глубокие отклики, он не попытался ничего основать, как в Соединенных Штатах, где предстояло зародиться Ramakrishna Mission. Может быть, как мне говорила одна из его американских учениц, он отдал себе отчет, что высокий умственный уровень Англии и Европы требует и соответствующего культурного уровня от его индусских миссионеров, не так часто встречающегося у братьев Баранагора?..[146] Нужно, я думаю, учитывать и громадную усталость, которая начинала отягощать его. Он устал от мира и от служения делам. Он стремился к великому покою. Болезнь, которая глухо точила, как червь, его телесную оболочку, отдаляла его от жизни. В эти минуты он отказывался строить. Он говорил, что он не организатор. Он писал 23 августа 1896 года[147]:
"Я начал дело: пусть другие завершают его! Чтобы пустить его в ход, я вынужден был замарать себя деньгами, имуществом[148]. Теперь моя часть работы сделана. Мне не интересны более ни веданта, ни какая-либо философия, ни труд… Эта форма добра, эти дела надоели мне!.. Я готовлюсь уйти, чтобы уже не возвращаться в этот ад, в мир!"
Трагический крик души, все страдание которого понятно тем, кто испытал страшное истощение подтачивавшей его болезни! В другие минуты она, напротив, давала себя знать порывами экзальтации: вся вселенная представлялась ему беспечной игрой Бога-ребенка, лишенного рассудка[149]. Но радость или горе, это было то же отрешение. Мир уходил от него. Нить, к которой был привязан воздушный змей, обрывалась[150].
* * *
Преданные друзья, следившие за ним, увлекли его еще раз в путешествие для отдыха, в Швейцарию. Он провел там большую часть лета 1896 года[151] и по-видимому поправился, наслаждаясь воздухом, снегом, потоками, горами, которые напоминали ему Гималаи[152]. В деревушке, в глубине Альп, между Монбланом и Сен-Бернаром, у него впервые зародилась мысль основать в Гималаях монастырь, где объединились бы ученики Запада и Востока. Сопровождавшие его Севье подхватили эту мысль: она стала задачей их жизни.
В его горное убежище пришло письмо от профессора Пауля Дейссена, который приглашал его к себе в Киль. Чтоб увидеться с ним, он сократил свое пребывание в Швейцарии и отправился обычным путем студентов, через Гейдельберг, Кобленц, Кельн, Берлин: ему хотелось получить хотя бы общее впечатление от Германии, материальная мощь и большая культура которой его поразили. Я рассказал в "Jahrbuch der Schopenhauer Gesellschaft"[153] о его посещении Киля и основателя Шопенгауэровского общества. Прием был настолько радушен и беседа настолько оживленна, как можно было ожидать со стороны страстного ведантиста — Пауля Дейссена, видевшего в веданте не только "одно из самых величественных созданий человеческого гения, ищущего Истину", но "самую сильную поддержку самой чистой нравственности, самое большое утешение в страданиях жизни и смерти"[154].
Но, если Дейссен и почувствовал личное обаяние, умственные дарования и обширные знания Свами, из замечаний в его Дневнике не видно, чтобы он предчувствовал значительность судьбы своего юного гостя. В особенности далек он был от представления о трагической серьезности души этого человека, крепкого и веселого по внешности, который, однако, носил в сердце боль о своем несчастном народе, а в теле — печать смерти. Он видел его в момент счастливого отдыха и признательного самозабвения, в присутствии германского ученого и мудреца, столько сделавшего для Индии. Эта благодарность не изгладилась из памяти Вивекананды, и он сберег светлое воспоминание о кильских днях, как и о днях в Гамбурге, Амстердаме и Лондоне, куда Дейссен его сопровождал[155]. Отблеск этих дней сохранился в великолепной статье в "Brahmavadin", где Вивекананда позднее напоминает своим ученикам о долге благодарности Индии великим европейцам, сумевшим ее понять и полюбить больше, чем она сама, и в первую очередь — Максу Мюллеру и Паулю Дейссену.
Он провел еще два месяца в Англии, встречаясь вновь с Максом Мюллером, с Эдуардом Карпентером, Фредериком Миэром, читая новый цикл лекций о веданте, об индусской теории майи и об адвайте[156]. Но его пребывание в Европе подходило к концу. Голос Индии призывал его. Его охватила тоска по родине. Человек уже обессиленный, который три месяца назад отказывался, с бурным отчаянием, наложить на себя новые цепи[157], который хотел бежать от адского колеса жизни и деятельности, вновь бросался в него и собственными руками привязывал себя к жернову. Ибо, как он говорил, прощаясь, своим английским друзьям:
146
Однако Сарадананда, которого он вызвал в Лондон (апрель 1896 года) и послал в Америку, был солидным философским умом, который мог бы стоять на равной ноге с европейскими метафизиками. Абхедананда, сменивший его в Лондоне (октябрь 1896 года), был также принят очень хорошо.
148
Ибо он разделял по отношению к деньгам физическое отвращение, которое проявлял Рамакришна.
149
Ср. письмо от 6 июля 1896 года сэру Фрэнсису Леггетту, которое кончается порывом восторженной радости:
"Я благословляю день, когда я родился… Мой Возлюбленный — мой товарищ по играм. Во вселенной нет ни ритма, ни разума. Радостный! Он играет и в слезы и в смех, играет все роли пьесы. А! Развлечения мира!.. Стая выпущенных на волю школьников, веселое товарищество играющих, которые братаются между собой!.. Кого хвалить?.. Кого бранить?.. У него нет разума. У него нет мозга, и он обманывает нас, с этим малым разумом и малым мозгом. Но на этот раз он меня не поймает!.. Я знаю пароль игры: по ту сторону разума и науки и всяческих слов есть Любовь, есть Возлюбленный… Наполним чашу, и мы будем безумны!.."
152
Он утверждал также, что находит в крестьянской жизни Швейцарии, в обычаях и костюмах сходство с горцами северной Индии.
153
1927 год. Согласно воспоминаниям г-на Севье и замечаниям, собранным в большой "Жизни Вивекананды".
154
Лекция, прочитанная в Бомбее 25 февраля 1893 года, в индийском отделении Royal Atlantic Society. Он напомнил эти слова Вивекананде.
155
Севье рассказывает, что Дейссен нашел Вивекананду в Гамбурге, что они вместе совершили путешествие через Голландию, провели три дня в Амстердаме, затем отправились в Лондон, где в течение двух недель ежедневно беседовали. В то же время Вивекананда вновь встречал в Оксфорде Макса Мюллера. "Таким образом три великих ума беседовали вместе".
156
Нужно заметить, что последняя лекция, заключительное слово, посвящено адвайта веданте (10 декабря 1896 года), его заветной идее.
157
"Я отрекся от железного ярма, от семейных уз; я не хочу надевать золотой цепи религиозного братства, я свободен, я должен всегда быть свободен. Я хочу, чтоб весь мир был тоже свободен, как воздух. Я же сыграл свою роль в мире, я удаляюсь…"
Это было написано 23 августа 1896 года в Люцерне, в момент, когда его вырвали из вихря деятельности и он остался без дыхания, готовый упасть. Воздух Швейцарии еще не укрепил его.