"…Социальная жизнь Запада напоминает взрывы смеха: но под ними скрывается стон. Взрыв смеха переходит в рыдание. Живость, легкомыслие — лишь на поверхности. На деле душа Запада полна величайшего трагизма. Здесь (в Индии) внешность грустна и меланхолична, но под нею — беззаботность и веселье".
Каким образом ему явилось это пророческое прозрение? Когда и как, в то время как взор его падал лишь на кору дерева, он обнаружил червя, точившего сердцевину Запада в его полном блеске, приближающееся чудовище дней ненависти и агонии, лет войны и революции?[228] — Мы этого не знаем.
Дневник его путешествия велся очень поверхностно: с ним не было более Гудвина. За исключением одного-двух интимных писем, из которых самое лучшее — к мисс Мак-Леод из Аламеды, до нас, к сожалению, дошли только сведения о его передвижениях и об успехах его миссии.
Лишь ненадолго посетив Лондон, он отправляется в Соединенные Штаты, где проводит почти год. Там он встречается с Абхеданандой и находит в полном разгаре его работу в области ведантизма. Туда, в Кембридж, он назначает Турьянанду. Сам он задерживается в Калифорнии, климат которой дает ему несколько месяцев здоровья. Он читает там многочисленные лекции[229]. Он основывает новые ведические центры в Сан-Франциско, в Окленде, в Аламеде. Он получает в дар имение в полтораста арпанов среди лесов, в округе Санта-Клара, и создает там Ашрам, куда Турьянанда привлекает для монашеской жизни избранных учеников. Ниведита, которая к нему там присоединилась, говорит также в Нью-Йорке об идеалах индусских женщин и о древнем искусстве Индии. Маленькая группа последователей Рамакришны, хорошо подобранная, проявляет большую деятельность. Дело процветает. Идея распространяется.
Но вождь на три четверти уже не принадлежит этому миру. Тьма начинает окутывать дуб… Тьма ли это, или иной свет? Но это — уже не свет нашего солнца…
"Молитесь за меня, чтоб моя работа остановилась навсегда и чтоб моя душа вся целиком была поглощена Матерью! Нравственно мне очень, очень хорошо. Я чувствую отдых души, более чем тела. Битвы проиграны и выиграны. Я собрал в одно свои дела и жду великого Освободителя. Шива! Шива! Приведи мою Индию к другому берегу!.. Я опять тот юноша, который пил, очарованный, волшебные слова Рамакришны под баньяном Дакшинесвара. Вот моя истинная природа! Дела, деятельность, благотворительность — все это только привходящее… Теперь я слышу вновь его голос, этот давнишний голос, от которого трепещет моя душа. Узы порываются, любовь умирает, работа становится бесцветной. Волшебный блеск жизни ("glamour") ушел. Теперь только голос учителя призывает: "Пусть мертвые хоронят мертвых! Иди! Следуй за мною!.."
— "Я иду, Господь, мой возлюбленный, я иду!.." Нирвана передо мною… Этот Океан мира, без единой волны, без дуновения… Я счастлив, что родился, счастлив, что страдал, счастлив, что заблуждался, счастлив, что возвращаюсь к покою… Я не оставил никого, кто был бы привязан ко мне, я сам ни к кому не привязался. Прежний человек ушел навсегда. Руководитель, гуру, вождь исчез…"
В этом чудесном климате, под золотым солнцем Калифорнии, среди тропической растительности, его атлетическая воля сдает, его усталое существо растворяется в мечте, тело и душа разрешают себе плыть по воле волн…
"Я не смею даже оставить какой-нибудь след своими ногами или руками, чтоб не оскорбить дивное молчание, — признак полной иллюзии. За моей работой скрывалось честолюбие. За моей любовью — индивидуализм. За моей чистотой — страх. За моим призванием вождя — жажда повелевать. Теперь они исчезают, и я отдаюсь течению… Я иду, Мать, иду в тепло твоего лона, я иду, я поплыву повсюду, куда ты увлечешь меня, в Безмолвие, в страну чудесного. Я иду как зритель, не как действующее лицо. О! Это спокойствие!.. Мои мысли как бы исходят из бесконечных далей, из глубины моего сердца. Они кажутся далеким шепотом, и над всем господствует мир. Мир, кроткий мир, подобный тому, которым наслаждаешься перед тем, как засыпаешь, когда все, что видишь, все, что слышишь, похоже на тени, — без страха, без любви, без волнения… Я иду, Господь! Мир есть. Ни прекрасный, ни безобразный. Чувства — без волнений. О! Это блаженство!.. Все вещи благи и прекрасны, ибо они утратили свою относительность. И мое тело — прежде всего… О.М… О, это существование…"[230]
228
Sister Christine сообщила нам недавно в своих неизданных воспоминаниях, что во время первого своего путешествия в 1895 году Вивекананда заметил трагедию Запада.
"Европа на краю вулкана. Если огонь не будет потушен потоком духовности, она взлетит на воздух".
Sister Christine передает нам и другие изумительные слова, полные пророческой интуиции:
"Два года назад (т. е. в 1896 году) он мне сказал: Грядущий переворот, который должен начать новую эру, придет из России или из Китая. Я не могу еще сказать точно, но это будет одна из этих двух стран".
И еще:
"Мир переживает третью эпоху: он — под владычеством вайшия (купец, третье сословие). Четвертой эпохой будет эпоха шудры (пролетария).
229
А именно: в Пасадене — о "Христе-мессии", в Лос-Анджелесе — о "Прикладной психологии", в Сан-Франциско — об "Идеале вселенской религии", о "Гите", в других городах Калифорнии — о "Миссии Будды, Христа, Кришны", о "Науках и искусствах в Индии", о "Власти разума"… К несчастью, многие из этих лекций были утрачены. Не нашлось второго Гудвина, который бы их записал.