Под псевдонимом «Таманин» скрывалась жена врача Манухина Татьяна Ивановна Манухина, близкая приятельница Гиппиус. Гиппиус сдружилась с этой семьей еще в Петрограде 1917–1920 годов, «под большевиками», когда они жили в одном доме и Иван Иванович Манухин как мог вызволял из лап Чека заключенных. Дружба продолжалась и в эмиграции, более того, Зинаида Николаевна написала в своем дневнике, что с Манухиной у нее были «любовно-братские отношения», полная гармония и взаимопонимание. Манухина работала над романом десять лет, Гиппиус со своим литературным опытом помогала ей и привыкла считать этот роман чем-то очень ей близким, входящим в их с Татьяной Ивановной отношения. Она, судя по всему, видела и недостатки романа, но находила, что там есть очень «важное нутро». Она написала в своем дневнике об «Отечестве»: «Книга эта замечательная. Она написана неровно, тяжело, особенно в начале; слов так много, что они съедают друг друга, она душит пухлостью, неловкой неумелостью, упрямством неопытности. И вдруг — места такой силы, и образности, и значения, — что прямо останавливаешься. Вдруг загорается подлинная жизнь. Чувствуешь, что горит она под неуклюжей ватой слов везде, в других местах; в конце концов, конечно, пусть вата, это внешне; а все же хотелось бы, просто желание, — убрать вату, чтобы свободно заблестели огни». Гиппиус считала, что Манухиной надо еще поработать над книгой, но та, видимо, устала от романа и была уже не в силах что-либо сделать, «довершить». Благодаря хлопотам мужа она напечатала «Отечество». По просьбе Манухиных Гиппиус написала рецензию, по их договоренности с Милюковым, который не очень-то благоволил к Гиппиус, напечатанную в «Последних днях». Ходасевич критиковал и роман, и рецензию. Манухины были возмущены. Они считали (особенно Иван Иванович, человек, от литературы далекий), что Гиппиус недостаточно похвалила роман, не написала про его «художественность» и что теперь она должна ответить Ходасевичу. Иван Иванович стал требовать, как пишет Гиппиус, «чтобы я изничтожила „этого мальчишку“ последними словами». Зинаида Николаевна решила лучше промолчать, полагая, «что „защиты“ в этих делах не водится».
Тем не менее она была сильно задета рецензией Ходасевича и записала в дневнике:
«В четверг утром я прочла в Воз<рождении> статью Ходасевича, будто о романе Т. И., а в сущности направленную против меня, озлобленную и весьма неприличную, потому уже, что не считаясь с моим псевдонимом, он приписывал ее прямо мне. (Незадолго перед тем он меня же всячески ругал за роман в „Числах“.) Роман Т. И. он лишь стирал попутно.
Зная все „за-кулисы“, зная, что весь Ход<асевич> — „закулиса“, и вообще к таким вещам имел свое отношение, я пожала плечами и лишь улыбнулась, представив, в какой раж может войти Ив. Ив. против Ходасевича».
Гиппиус словно не понимала, что дело не в «закулисе», а в том, что Ходасевич твердо держался своих критериев в литературе и не прощал романам «ватности», не считаясь с темами и именами. Или не хотела этого понять.
Во всяком случае, эта история ударила по ней больно: Татьяна Ивановна надолго с ней рассорилась и после примирения отношения были уже не те.
В то время Гиппиус пустила в свет эпиграмму на Ходасевича:
Эпиграмма была довольно злая, выставлявшая Ходасевича чем-то вроде всеэмигрантского сплетника. Ходасевич никак на нее не отреагировал. Под «приструненной Бакуниной» подразумевалась резкая рецензия на роман Екатерины Бакуниной «Тело», роман с слишком ощутимым порнографическим оттенком. Георгий Адамович назвал этот роман «человеческим документом» (об этой его любимой идее чуть позже). Ходасевич писал, что роман незначителен и неинтересен, что в нем описан секс, а не Эрос, и что отсутствие стыдливости у автора романа доходит до потери приличия.