думаю, он тебе доверяет. Когда-нибудь он и сам тебе всё расскажет. *4
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Эхо Большого Гона
Их сын является на свет в середине февраля, за месяц до годовщины свадьбы. Тамара
Максимовна делает несколько попыток дозвониться Роману в цех, а потом просит, чтобы ему эту
новость передали. Событие становится известно бригаде. Новому отцу пожимают руку, хлопают по
плечу: мол, с тебя причитается. Что ж, причитается так причитается. Получая поздравления, Роман
расплывается в растерянной улыбке, не зная, как на них отвечать: таких событий в его жизни ещё
не бывало. Хотя, конечно, само чувство отцовства каким-то краешком его уже коснулось. Оно
знакомо по отношению к Серёжке, искренне принимаемого за своего. Так что теперь это чувство
всего лишь возрастает на «величину» собственного, как говорится, единокровного сына.
После работы Роман приглашает бригаду домой, покупает три бутылки «Столичной»,
выставляет закуску, какая есть. За выпивкой торжественные поздравления становятся ещё теплей,
но в них добавляются иронические ноты. Двое из бригады «парятся» в общежитии уже семь лет, а
Роман, отметившись там «в одно касание», ловко обзавёлся своим углом. Видя теперь уютную
квартирку с фотографией его красивейшей жены между стёклами шкафа, эти двое с
недвусмысленной насмешкой покачивают головами: ай да молодец, ай да ловкач…
И Романа их усмешечки задевают за самое больное. Ощущение зависимости перед Голубикой и
её родными не только не проходит, на что он надеялся вначале, а давит всё свинцовей. Читая как-
то книгу афоризмов, он натыкается на изречение Пифагора, которое просто плющит его: «Не
почитай себя свободным до тех пор, пока пропитание твоё не будет зависеть от самого тебя». Вот
так-с… Есть о чём задуматься. Как неловко и стыдно вспоминать теперь свои самонадеянные
заявления о том, что квартиру им лучше бы заработать самим. Вроде, как корчил чего-то из себя.
Это с его-то зарплатой – квартира? Так её, кстати, можно купить только через кооператив. А как в
этот кооператив втиснуться? Вот и получается, что сам он – полный ноль, а тёпленькое местечко
отыскал. Впору подойти к зеркалу, глянуть в свои глаза, да так же, как его общежитские товарищи,
покачать головой: ай да ловкач…. Тут и Витька Муму с его желанием вступить в партию, чтобы
квартирой поскорей обзавестись, позавидовал бы. А он ещё Витьке этот хитрый финт с партией
зарубил вступление в партию зарубил. А ведь Витька-то, выходит, просто знает жизнь лучше, чем
он. «Справедливый…» – ничего не скажешь. Ему, как нормальному мужику, полагается самому
создать всё для себя и для своей семьи, а он живёт, как приспособленец. В общем, примак,
иждивенец и есть. Вот когда в детстве он провожал Тамару Максимовну и её дочь на автобус, то
могла ли Тамара Максимовна думать, что и она, и её муж уже работают на этого босоногого
сопливого пацана, создавая его будущее? Что превратится со временем этот пацан в долговязого
оболтуса, заблондиненного и оголубоглазенного, вытрет сопли и явится к ним вместе с дочерью: а
я ведь теперь ваш, отломите-ка кусочек. Стыдно… Поднесённое на блюдечке не может по-
настоящему стать своим. Вообще всё, чем ты владеешь, чем распоряжаешься, делится всего лишь
на две категории: либо это твоё, либо чужое. И тут следует быть принципиальным, потому что
спокойно и свободно можно жить лишь в своём: созданном, заработанном, заслуженном. Другое
дело, куда и как вломить свои силы, чтобы движение к своему хоть как-то началось? Сколько ни
вкалывай на заводе – больше положенного не получишь. Там свои мелкие ступеньки, растянутые
100
на долгое время: десятилетия терпеливой работы, откладывание копеечки, накопление трудового
стажа и положительных общественных характеристик. И если нигде не оступишься, то лет через
десять-пятнадцать ты, наконец-то, заслужишь право на свой угол. Находясь же в процессе
«заслуживания», живя в аванс, нужно все эти долгие годы льститься к заводу, посещая все
субботники и никогда не переча начальству, партии и профсоюзу. Вот она правда. А между делом
постоянно заверять родителей: не сомневайтесь – я хороший, я лояльный и покладистый, я всё
заслужу. Собственные же силы и желания здесь ни при чём. Ты не лучше и не хуже других – все
ждут, подождёшь и ты. И вперёд в этой очереди не перепрыгнешь – не честно. Добивайся чего
угодно, зарабатывай сколько угодно, но жилищная очередь свята. И тут ты совершенно
беспомощен. В ведь тебе при этом ещё хочется быть и свободной личностью, к чему призывали