железнодорожный вокзал и там на скамейке скоротать ночь?
В ярко освещённом троллейбусе разговор уже не получается. Доверительность, возникшая в
полумраке скамейки, убийственно засвечивается фонарями. Нина, сидящая у окна, ёжится от
сквозняка. Роман слегка приобнимает её, и это движение они оба пытаются воспринять как вполне
естественное.
– А кстати, ты откуда? – вдруг спрашивает он. – В смысле, откуда шла, когда мы встретились?
– Я? – даже теряется Нина, потому он ещё ни о чем не спрашивал её. – Из читального зала…
Засиделась сегодня…
На самом деле в читальном зале она была днём, а потом у неё была встреча с мужчиной, с
которым она познакомилась в середине лета. Отношения их не просты – мужчина почему-то
пытается всячески, внешне вежливо, отказаться от встреч, и сегодня это было очевидным как
никогда. Обычно отталкивание мужчины провоцировало Нину на ещё большее цепляние, хотя,
конечно, это унизительно, но сегодня ещё там, на скамейке, слушая Романа и проникаясь его
исповедью, Нина вдруг поняла: первой от встреч с мужчиной откажется она сама. Теперь это
совсем не трудно. Решив так, Нина даже слегка романтически восхитилась этой неслучайной
встречей двух людей, оказавшихся одновременно на перепутье. В ответ на признания Романа её
тоже тянет на искренность, но чувство осторожности удерживает – лучше уж ей на всякий случай
просидеть сегодня допоздна в библиотеке…
Ночь в душном, насыщенном человеческом тепле вокзала среди подремывающих людей не
кажется длинной. Они проводят её в разговорах шепотком, успевают и немного забыться,
приникнув друг к другу головами, что теперь уже и впрямь кажется естественным. Роман,
постепенно отходя от потрясения, старается поменьше говорить о своём, чтобы не выглядеть
нытиком и не разрушать некое подобие их взаимного притяжения.
Первый день какой-то новой эпохи (после «Эпохи Голубики»), ещё не имеющей точного
названия, к сожалению, – воскресенье. Рабочий, занятый событиями день, вероятно, позволил бы
мягче войти в очередной жизненный этап, хотя, с другой стороны, какая тут работа, если веки
залипают, как магнитные. Так что, стоит всё-таки покинуть на время свою ночную знакомую, чтобы
отоспаться в общаге. Однако Нина подсказывает другой путь. Зачем идти в какое-то «чужое»
общежитие, где наверняка уже многое изменилось, если есть «своё»? Днём вахта не столь
бдительна, а в общежитии пусто: студентов увезли в колхоз на картошку. Это её освободили из-за
простуды, которая, впрочем, уже прошла.
Роман представляет пустое общежитие, тихую комнату, постель… Всё понятно: перспективу
Нина определяет сама. Лишь теперь он с запозданием отмечает то особое внимание, с каким его
новая знакомая всё время смотрит на него. А ведь он, кажется, нравится ей… Нравится, даже
ничего не сделав для того, чтобы нравиться, потому что ему просто не до того.
Прежде чем ехать в общежитие, они заходят в буфет взбодриться кофе. И уже тут, открывая
перед ней стеклянную дверь, Роман ловит себя на невольном втягивании в ухаживание, в
незаметном подталкивании набегающих событий. «Уж не накручиваю ли я что-то себе про неё? –
думает он. – Есть же такие сочувствующие романтические барышни, к которым на самом-то деле и
пальцем не прикоснись: мол, мы друзья, и только».
В общежитии на вахте никого: плотная вахтёрша, заслонив спиной дверь, дует чай в небольшой
комнатушке. Они проскальзывают на лестницу, а потом – и в комнату на третьем этаже. Роман
раздевается, смутив этим стыдливо отвернувшуюся хозяйку комнаты, ложится на её кровать. Сама
Нина, немного поколебавшись и запретив смотреть в её сторону, скидывает платье, кладёт на
тумбочку очки и укладывается на постель подруги у окна. Уже лёжа, Роман ещё раз осматривается:
кровати в этом современном общежитии пединститута старые, с блестящими никелированными
спинками, на стенах ещё довольно свежие голубоватые обои. «Странная смена обстановки», –
приходит в голову нечто ироничное, но уже совершенно несвязное. Желание, кажется, остаётся
лишь одно: выключиться, откинуть от себя всё. Случай с подвернувшейся девушкой вроде бы и
перспективный, но, может быть, для затравки дальнейшей, ещё большей удачи, стоит его
пропустить? А что хочется его спасительнице? Чтобы он заснул или чтобы подошёл к ней? Всё
время Нина была так податлива на каждое его слово, на каждое движение… Теперь она лежит,
притихнув, как мышка, не решаясь даже говорить. Но, кажется, её ожидание сквозит уже в этой