Алеша только с досадой поморщился, — он уже и сам прибегал к этим словам, точно к заклинанию… Не помогает!..
Новый листок лежал перед ним, чистый, нетронутый. Рука не поднималась.
— Прежде чем решать, — еще сказала Евгения Николаевна, — сличите, правильно ли вы переписали с доски…
Алеша замер на мгновение с головой, повернутой вбок, потом недоверчиво глянул на учительницу: что она этим хочет сказать? И почему она подчеркнула на доске именно тот самый пример? Неужели…
Он стал лихорадочно, торопливо проверять, — палец его двигался от знака к знаку, а голова кланялась с доски на листок, с листка на доску. Жарким туманом застлало ему вдруг глаза. Быть не может! Он заставил себя успокоиться и потом сличил еще раз. Сдерживая себя, он недоверчиво всматривался в каждую скобку, в каждую букву, в каждый знак… Так и есть! Лицо его исказилось от боли, от обиды, от бессильного гнева перед самим собой, он даже застонал глухо, сквозь стиснутые зубы. Столько времени потрачено зря! Вот она и вся загадка: на доске в числителе перед одной из круглых скобок минус, а у него на листке плюс… Только и всего!
«Растяпа!» — с яростью выбранил он себя.
Пять минут спустя все было готово. Переписав все решения набело, Алеша уже привстал, собираясь отдать Евгении Николаевне свои листки, но вдруг, опустившись на парту, стал снова писать. Он писал торопливо, со злостью, с нажимом, писал на том же беловом листке, писал экономным, сжатым почерком, чтобы наверняка хватило места, писал, не поднимая головы, стараясь скрыть ото всех обиду и слезы.
— Разве ты еще не кончил? — услышал он возле себя тихий голос Евгении Николаевны и не ответил, только отрицательно помотал головой, продолжая писать все более и более мелкими знаками, добираясь к концу листка на обороте…
— Вот… Теперь все! — объявил он и огляделся: в классе еще оставалось семь учеников. — Все! — повторил он, отдавая листки.
— И отлично! — постаралась утешить его Евгения Николаевна. — Ничего не значит, чуточку раньше или чуточку позже. Иди… — Тут она обнаружила в его беловом листке, что он решил не только свою, правую часть доски, но и чужую, левую. — Ах, вот в чем дело! — улыбнулась она. — Ну, ступай гулять! Иди, иди… Ничего…
Толя в коридоре, давно заждавшийся, двинулся к другу медленными, вкрадчивыми шагами, вопросительно и тревожно вытянув ему навстречу голову.
Прежде из года в год Алеша устраивал после каждого экзамена с высоты балкона на седьмом этаже феерию воздухоплавания: отслужившие свое прямое назначение листки с «билетами» служили материалом для этих опытов. Алеша по возвращении с экзамена домой непременно уничтожал эти «билеты» с криками торжества и восторга, он даже изображал нечто вроде исступленного дикарского танца — ритуал освобождения от школьных оков. Почти физическое наслаждение испытывал он, разрывая на части бумажную пачку и развевая мельчайшие ее клочья по ветру.
В этом году бабушка, когда он возвращался после экзаменов, выпрашивала бумагу для хозяйских, кухонных надобностей. Алеша отказывал ей, но и не буйствовал больше на балконе. Он сберегал теперь «билеты», он складывал программки в особую папку, он сохранял их, как реликвии, как памятные материальные свидетельства своего нового, сознательного труда в школе, одновременно тяжелого и сладостного…
Так постепенно отложены были на память «билеты» по географии, физике, зоологии, химии, Конституции СССР. И вот уже впереди оставались последние, завершающие экзамены — история и литература.
В день истории Алеша освободился очень рано и дожидался Толю на школьном дворе.
Ребята гоняли по солнечному двору футбольный мяч. Как давно уже Алеша не пробовал силы в игре! Пожалуй, он теперь плохой «нападающий»… Незаметно он втерся в чужую игру и только начинал входить во вкус, только ощутил в себе первые искорки беспокойного и счастливого азарта, как его окликнул Сережа Анисимов, спросил, где Харламов.
— А я откуда знаю!
— Поищи. На экзамене он уже был и ушел. А его, понимаешь, директор спрашивает.
— Ну, а я тут при чем?
— Чего же ты сердишься, не понимаю. Обращаюсь к тебе, как к товарищу, ну!.. Надо его срочно найти. Сходи-ка, Громов! Сходи скоренько за ним домой и приведи. Живо!
— Охота была! Да не пойду я за ним. Ну его совсем!
— Директор спрашивает! Понимаешь?
— Мало ли что! Ничего я не понимаю, — ответил Алеша и вернулся в игру.
Но несколько минут спустя его снова позвали, — на этот раз его окликала в окошко Татьяна Егоровна. Он отправился к ней, выслушал ту же просьбу: необходимо срочно разыскать Колю Харламова и привести к Александру Петровичу.