После, за уроками, Алеша то и дело ловил себя на том, что думает о приятеле. Приходили на ум всякие возможности. То Алешин отец, влиятельный мастер на крупнейшем в стране автомобильном заводе, устраивает Егорова «толкачом» — агентом для связи с заводами-смежниками — и зарплата у него стала на двести рублей больше, чем теперь, на Мясокомбинате; то сам Алеша придумывает новый рецепт консервирования мяса, гораздо более экономный, и дарит его Толиному отчиму, и вот уже этот человек не простой агент по снабжению, а мастер-новатор в цехе консервации; то сам Егоров, однажды просматривая таблицу выигрышей, нашел в ней и номер и серию своей облигации… Выигрыш — десять тысяч рублей… Кончено!.. Больше нет надобности таскать Толю с аккордеоном по всяким скверным местам. Отныне Толя, как все, может думать только о школе и об уроках…
И еще другие навертывались проекты, Много разных проектов…
Покончив в этот вечер с уроками, Алеша задумался: как же быть с Толей? В одиночку ничего не сделаешь, это ясно. А посоветоваться с кем-нибудь — значит открыть чужую тайну и пойти на предательство. В конце концов он пришел к выводу, что раз Коля теперь комсомолец, то ему можно все рассказать начистоту и Харламов обязан выручить товарища из беды. Коля выслушал с живейшим вниманием рассказ о взаимоотношениях между пасынком и отчимом. Не раз перебивая Алешу, он хвастал своей проницательностью:
— Значит, правда?.. Ага!.. Я же говорил… Я сразу понял… Видишь?.. Я говорил!..
А когда дошло до дела, Харламов с беспомощным видом развел руками, усмехнулся, сказал:
— При чем же тут комсомол? Что может тут комсомол?.. Тем более что Толька ведь никакой не комсомолец даже!
Тогда на другой день, в большую перемену, Алеша решил обратиться к Анисимову, секретарю комсомольского комитета. Сережа Анисимов завтракал, обеими руками сжимая большую булку, разрезанную вдоль и проложенную колбасой.
— Слушай, Анисимов… Мы, правда, не комсомольцы, но дело есть… Ничего, что мы не комсомольцы? Мы потом обязательно подадим заявления, а то пока у нас с отметками не очень…
— Кто это «мы»?
— Ну, я и еще один мой товарищ.
— А дело какое?
Алеша отвел секретаря в дальний угол коридора, где на переменах бывало чуть спокойнее, и рассказал все, что знал про Толю. Анисимов слушал, продолжая жевать, но по мере того, как история школьника с аккордеоном подвигалась вперед, он все реже припадал зубами к булке и наконец, совестливо отворачиваясь в сторону, стал откусывать украдкой, совсем деликатными, маленькими кусочками.
— Кто классный руководитель? — спросил Анисимов.
— Евгения Николаевна.
— Хорошо! А это ничего не значит, что вы не комсомольцы. Все равно это наше, комсомольское дело… Сколько у вас сегодня уроков?
— Пять.
— Хорошо… У меня тоже пять… Так вот… Сейчас у меня контрольная будет по литературе, надо еще разок просмотреть кое-что… Одним словом, сейчас не могу. А приходи после пятого урока, пойдем вместе к Евгении Николаевне.
— Анисимов, только… Скворцов про наш разговор ничего не знает! Ладно?
«Что же они придумают?» — этот вопрос очень занимал Алешу. Когда он после пятого урока поджидал Анисимова в коридоре, он больше всего склонялся к такой мысли: Егорову или его жене помогут устроиться на лучших местах, где больше платят; школа и комсомол вместе похлопочут и устроят…
Вместе с Анисимовым он сошел вниз, в учительскую, рассказал Евгении Николаевне про Толину беду и стал ждать.
— Так я и знала, — помолчав, едва слышно сказала учительница. — Что-нибудь в этом роде я и предчувствовала еще с прошлого года… Что же ты раньше молчал? — с сокрушением обратилась она к Алеше.
— А я и сам ничего не знал.
— Ах, ей-богу, как это все!.. Так жаль мальчика!..
Алеша сохранял еще всю меру уверенности, что Евгения Николаевна может совершить даже невозможное, и мысленно торопил ее: «Ну, Евгения Николаевна, ну, родненькая! Будет либеральничать!» На языке мальчиков «либеральничать» значило «тянуть», «волынить», с помощью сентиментальных восклицаний уклоняться от прямых действий.
— А как он сам? Как он относится ко всему этому? — спросила учительница.
— Кто?
— Да Толя, конечно. Может, он уже и сам с охотой ходит на эти ночные заработки?
— Где там!
Алеша постарался с возможной полнотой и точностью воспроизвести признания друга на набережной, у гранитного парапета под первым снежком.