В субботу после второго урока стало известно, что один из пионеров пойти не сможет — вчера катался на коньках, упал, хромает.
Значит, пойдет Костя Воронин? Или…
Алеша не торопился звать своего комсорга.
Миновал третий и четвертый урок — Алеша держал в секрете освободившуюся вакансию даже от Марианны Сергеевны, лелея мысль: как бы все-таки позвать Наташу? Нет, ни о каком примирении не могло быть и речи, он был бы с нею вежлив, не больше того… Но хорошо бы все-таки позвать ее, просто отблагодарить за летний лагерь, и за вечер у нее в доме, и за спектакль в школе.
Всю перемену после четвертого урока Алеша провел в передней директорского кабинета, у телефона. Сначала он узнал через справочный номер, как позвонить в Хореографическое училище, потом долго убеждал по телефону дядю Кузьму (он сразу узнал его голос), чтоб тот разыскал Субботину, разыскал немедленно. Не отнимая трубки от уха, Алеша ждал, ждал, томился… Стыдясь, он беспокойно поглядывал на каждого, кто слишком близко подходил к нему. Звонок! Кончено. Поздно… Но вместе с шумом звонка, сзывающего на последний в этот день урок, из бесконечной дали донесся к нему и слабый, удивленный голос Наташи: «Я слушаю!»
— Слушай, Наташа! — вскричал он счастливым голосом, но тут же откашлялся и заговорил строго, точно деловую телефонограмму передавал: — Слушай! Сегодня экскурсия на завод имени Сталина, та самая, о которой я столько мечтал. Выйдем из школы в половине третьего, точно! Есть одно свободное место. Хочешь?
…И вот пионеры третьего класса «Б» толпой высыпали на улицу, ждали автобуса с завода. Ребятишки разбредались веселыми группами по переулку. Алеша и Анечка покрикивали на них с высоты площадки у парадного входа, чтобы не уходили слишком далеко… «Вот и я стал покрикивать, как Марья Петровна в лагере!» — подумал Алеша.
Мягкий, безветренный и туманный выдался денек. Алеша все поглядывал в сторону набережной… И вот из тумана выделилась фигурка девочки в желтой кожаной шапочке с серой мерлушкой. Тысячи таких шапочек ходят по Москве, но, может быть, красные вязаные перчатки встречаются не так уж часто?..
— Алеша! Смотри! — крикнул удивленно Толя Скворцов.
Но Алеша и сам уже видел, что это она, Наташа. Она еще далеко, но уже видно ее оживленное, ищущее друзей лицо. И тогда в смущении, торопливо и сбивчиво Алеша сказал Марианне Сергеевне:
— Анечка, я не успел предупредить вас… Дело в том, понимаете… У нас Семенов ногу вчера на катке повредил. Ну и вот… Ему нельзя ходить по цехам…
— Семенов? Я его видела сегодня…
— Да, но он сильно хромает. Растяжение на левой ноге… Так вот… я пригласил из чужой школы… потому что она меня и Скворцова на спектакль в свою школу позвала, а я пригласил ее за это к нам на экскурсию. Можно?
Анечка внимательно глянула на него. Она ничего не ответила, только чуть-чуть, едва приметно, посветлело у нее в уголках губ.
Заводской автобус вскоре повез тридцать семь человек в далекий край Москвы. Алеша всю дорогу надоедал своим пионерам. Он поминутно окликал их по именам, требовал, чтоб не шумели, не перебегали с места на место. Ребятам доставалось, потому единственно, что их вожатый сильно затруднялся в разговорах со своей гостьей.
Но вот за стеклами автобуса мелькнула станция метро «Завод имени Сталина». Алеша стал объяснять, что и налево и направо, всюду, куда только хватает глаз, — это завод, его корпуса, его теплоцентраль, его многоэтажные жилые здания, его бульвар с молодыми липами и многочисленными пышными цветочными клумбами… Конечно, сейчас здесь никаких цветов, один снег. Но весной и летом это самый цветущий, полный аромата край Москвы.
Так Алеша вступил в исполнение обязанностей старшего в экскурсии и в то же время перебрался за черту принужденности и скованности.
За воротами, перед овальным цветником в снегу с фигурой Сталина на гранитном постаменте, экскурсия выгрузилась из автобуса. Детей встретили представители заводоуправления и среди них тот самый инженер-конструктор, о котором говорил Миша Рычков, — Иван Григорьевич Касьянов, лауреат Сталинской премии.
— Ребята! — обратился к пионерам инженер Касьянов. — Вы приехали к нам в знаменательные дни, когда нашему заводу исполнилось ровно двадцать пять лет. Что же здесь было четверть века назад?
Тут он для эффекта помолчал немножечко — и надолго потерял аудиторию. Ребята наперебой закричали ему сами о далеком прошлом завода…
Пустырь… Свалка мусора… Известно!.. Всем известно!.. Московская свалка… Вот что здесь было до революции! А потом были большие сараи, темные помещения с прокопченными стеклами, с деревянными верстаками, коричневыми и жирными от всякой грязи. «Правда?» А станки были с трансмиссиями, с допотопными, вращающимися под потолком валами, от которых тянулись к станкам хлопающие ремни. «Правда?»