Как будто все сговорились не замечать его. И Коля испугался пустоты вокруг себя. Уже с сожалением вспоминал он о тех временах, когда его просили то написать статью в стенгазету, то поговорить на сборе с пионерами, то провести шахматный чемпионат. И никто из товарищей больше не обращался к нему за помощью в заданных и не поддающихся уразумению уроках… Харламов, инстинктивно страшась одиночества, хотел, очень хотел, чтобы не расстроилась вконец его связь с Алешей и Толей.
Но странное дело — точно сам дьявол вселился в него: он приходил к ним с самыми добрыми намерениями, а угощал язвительными и высокомерными шуточками. С особой охотой высмеивал он в Алеше и Толе рецидивы детских увлечений. А как раз в это время Алеша вновь предавался то одной, то другой мальчишечьей забаве.
Сначала он выстроил кормушку для птиц на балконе — сбитую из деревянных планок загородку, куда сыпал пшено. Недели две он подкармливал воробьев, с удовольствием наблюдая из-за двойных, зимних рам, как они жадно суетятся, пугливо разлетаются при малейшей тревоге и вновь возвращаются, порывисто и юрко прыгая на тонких лапках.
Потом он изменил воробьям ради рыб. Завел небольшой аквариум, достал крошечных рыбешек, золотых и пятнистых, подвижных и тоненьких, как иглы, пузатеньких и медлительных. Одни были с плавниками в виде ниточек, а другие — с такими пышными хвостами, с такими затейливыми боковыми и спинными отростками, что казалось, маленькое тельце выбивается из сил, волоча за собой столько украшений.
Толя разделил со своим другом его новое пристрастие — неизменно ходил с ним в зоомагазин за покупкой корма, помогал уснащать дно, достал ракушек, желтого зернистого речного песка, насажал водорослей, наконец выпросил где-то цветисто раскрашенную глиняную модель средневекового замка со многими сквозными отверстиями — ходами для резвой живности в воде.
Покончив с уроками, ребята подолгу наблюдали, как движутся рыбки, как заглатывают они красных червячков, что с судорожным, акробатическим плясом опускались на дно, и другой корм — сушеную дафнию, которая, подобно пыли или плесени, ложилась поверху.
— Поздравляю! — сказал Коля, застав ребят за этим занятием. — Уже нельзя подумать, что вам пять или шесть лет. Пожалуй, все восемь… Правда, я и в восемь лет уже отыгрался с рыбками, мечтал о голубях.
— Чего ж ты зря мечтал? Голубей-то у тебя никогда не было!
— Негде их держать, вот и не было.
— А у меня будут, — сказал Алеша. — Спасибо, что напомнил. На балконе можно водить. Потеплеет — обязательно выстрою на балконе будочку и достану на развод парочку белых, почтовых, с хохолками и с красными обводами у глаз…
У Алеши было удобно сходиться ребятам: и комната у него почти отдельная — бабушкин угол не в счет, — и верстак здесь есть с полным набором инструментов, есть теперь и аквариум… Но если бы «Дорн» перестал шляться!
Однажды Алеша с Толей возвращались после вечерней прогулки. Была лунная ночь, и такая тишина стояла в воздухе, такая дышала вокруг мягкая, ласковая свежесть… Ребята, прощаясь, долго простояли возле камня у «красного».
Вдруг во дворе показался Харламов. Медленно обходя лужи, он направлялся к Алешиному подъезду и не видел товарищей, притаившихся за углом низенького дома.
— Пойдем к тебе, — шепнул Алеша, и они скрылись.
Не найдя Алеши дома, «Дорн» догадался, где искать исчезнувших товарищей, и то, что неминуемо должно было случиться когда-нибудь, что назревало, накапливалось, усиливалось, бурно прорвалось в этот вечер наружу и привело ребят к последнему столкновению.
Настасья Ефимовна угостила мальчиков чаем.
Вскоре у них завязался разговор о будущем, об очень далеком будущем, лет через десять… Что-то с каждым из них будет?
Через десять лет!
Алеша видел себя опытным мастером на автомобильном заводе, в том самом цехе, где сейчас его отец, а еще раньше был дед, умерший в тридцать восьмом году… Дед, отец, сын в механическом цехе! Сжиться с машинами и станками!.. Уже сейчас имеются такие образцы, как «1620», скоростной токарно-винторезный и электрокопировальный… А совсем недавно Алеша видел с отцом на выставке резьбо-шлифовальный… Вот это станок — так станок! Куда американскому «Эксцельсиору!» Станок такого неслыханно точного действия, что ему требуется специальное помещение, где бы температура поддерживалась непременно на одном и том же, строго определенном уровне… Деликатная машина! На градус ниже — бррр, она уже зябнет, ее лихорадит. На градус выше — ох, какая нынче нестерпимая жара, она изнемогает, она задыхается…