Однако вышло иначе. Эрнест Вудхауз почему-то заявил третьему сыну, что Оксфорд исключается, независимо от стипендии. Нужно было учить троих остальных мальчиков, и содержать Пелема-студента оказалось отцу не по карману. Вудхауз тотчас сообщил об этом Джимми Джорджу: «Дружище, у меня ужасные новости. У стариков на мою учебу в универе не хватает того, что в просторечии грубо именуется „бумажками“… О, деньги, деньги, имя вам — деньги! (что за блистательная мысль!)». Несмотря на всю беззаботность, это нанесло серьезный удар по его гордости и уверенности в себе, как и по оценке собственных способностей. Но Вудхауз был не того склада человек, чтобы долго мучиться из-за отлучения от университета. Он всегда умел собраться в критический момент. И все же лишь в старости он окончательно примирился с тем, что перед ним закрыли путь в лучшую жизнь; он сказал романисту Тому Шарпу, что если бы пошел в Оксфорд, то «определенно» не стал бы писателем. В каком-то смысле эта рана оказалась не менее глубока, чем безразличие матери. Строфа из стихотворения, опубликованного через год, красноречиво описывает отчаяние Вудхауза:
Но этим дело не кончилось. Свою боль Вудхауз должен был превратить в фарс. Да, верно, пенсии Эрнеста не хватало, чтобы послать в Оксфорд сразу двоих сыновей, но этой причины было недостаточно: следовало найти объяснение покруче и непременно комическое. И вот на сцене появляется рупия — валюта, в которой исчислялась пенсия Эрнеста. В поздневикторианской Англии колебания курса рупии стали едва ли не всеобщей забавой, чему отдал дань и Уайльд в «Как важно быть серьезным». Вудхауз же был слишком хороший писатель, чтобы, изживая свое разочарование, не воспользоваться комическим эффектом рупии: «Рупия… все время то подскакивала вверх, то ухала вниз, у нее случались настоящие припадки, так что расходы приходилось приводить в соответствие с ее настроением на текущий момент. ‘Следи за рупией!’ было девизом семьи Вудхаузов».
И все же загадка остается загадкой. Безусловно, Эрнест Вудхауз считал, что с деньгами у него туго. Он только что ушел со службы и, возможно, чувствовал себя неуютно, живя на непредсказуемую пенсию. Они с женой наверняка ссорились из-за денег. Когда Вудхауз женился сам, он, памятуя о тяжелых семейных сценах, препоручил ведение семейного бюджета жене. Однако, если подсчитать минимальные расходы на университетскую учебу, невозможно понять, отчего Эрнест, даже будучи ограничен в средствах, не позволил своему третьему сыну поступить в Оксфорд. С учетом колебаний курса рупии пенсия Эрнеста составляла около 900 фунтов в год, причем 80 фунтов на жизнь в городе он выдавал Пелему, не испытывая затруднений. Кроме того, далвичские выпускники, попавшие в Оксфорд или Кембридж, получали в год до 30 фунтов от гордого своими питомцами (и богатого) колледжа. Можно не сомневаться, что такой одаренный студент, как Вудхауз, получал бы максимальную сумму. Для сравнения, годовое жалованье младшего преподавателя в Далвиче было 150 фунтов. Армин уже жил на стипендию; его прочие траты, которые ежегодно оплачивал Эрнест, никогда не превышали 100 фунтов. Так ли трудно было бы содержать в «универе» двоих сыновей? Или на самом деле Эрнест хладнокровно решил положить конец какому-то скрытому от нас соперничеству Пелема с Армином? И строгая Элеонора, возможно, поддержала решение мужа? Поддержала, чтобы недвусмысленно дать понять застенчивому, нерешительному и непрактичному сыну, каково это, по-настоящему зарабатывать себе на жизнь.
Конечно же, Вудхауз не разглашает семейную тайну. В автобиографии, лаконично описывая последний год учебы в Далвиче, он пишет: «В школьные дни мое будущее всегда было неопределенным. На вопрос ‘Кем же станет наш мальчик?’ каждый день звучал новый ответ». Обычно он находил утешение в работе и готовился к экзамену на стипендию с поразительной целеустремленностью. «Весь последний триместр в Далвиче, — вспоминал он, — я вскакивал с постели ровно в пять утра, съедал пару крекеров и принимался корпеть над Гомером и Фукидидом». Затем последовал удар. «Как раз когда приближалось время экзамена, — писал он, — рупия снова выкинула штуку, и мой отец посчитал, что два сына в Оксфорде — это одним сыном больше, чем сможет потянуть его кошелек. Итак, Ученье вытянуло несчастливый билет, и я достался Коммерции».