Тем временем, в И-лаге VIII лагерфюрер Бюхельт вследствие появившегося в «Нью-Йорк таймс» интервью, неожиданно предпринял атаку на знаменитого заключенного, вооружившись немецкой обходительностью. Бюхельт уже взял для него напрокат пишущую машинку, а теперь стал проявлять живой интерес к тому, как продвигается работа. Вудхауз, всегда любивший делать людям приятное, в ответ показал ему черновик журнальной статьи. Когда же Бюхельт обнаружил, что помимо статьи Вудхауз на самом деле завершил и новый роман («Деньги в банке»), он — или его начальство — предложил вывезти рукопись в Америку, и Вудхауз с благодарностью принял предложение. Рукопись переправили по нужным каналам, в лучшем немецком стиле. Окруженный таким вниманием, Вудхауз, само собой разумеется, воспрял духом. Леонора говорила Рейнолдсу, что ее приемный отец, «кажется, прямо разрывается от любви к окружающим [и] говорит, что только что закончил лучший роман своей жизни!!»
Однако, как Вудхауз иногда замечал в книгах о Берти Вустере, Судьба все время прячется за углом. Еще в 1917 году он писал в рассказе «Дживс и незваный гость»:
Я не совсем уверен, но, по-моему, это Шекспир — или, по крайней мере, не менее толковый парень — сказал, что именно в тот момент, когда ты начинаешь чувствовать все прелести жизни, Судьба подкрадывается к тебе сзади с куском свинцовой трубы. Вы поняли, куда я клоню? Кто бы это ни сказал, он был абсолютно прав[52].
В мае 1941-го этим куском трубы стала беседа Вудхауза с лагерфюрером Бюхельтом. Именно эта беседа приведет его в конце концов к позору.
Как Вудхауз позже сообщил британским властям, эта беседа с Бюхельтом была совершенно непринужденной, однако немец явно рассчитал все заранее и действовал по указке сверху. Он вызвал Вудхауза к себе в кабинет якобы для того, чтобы поговорить о лагерной пишущей машинке. Бюхельт признался, что его собираются перевести на другую должность, и намекнул, что пора бы вернуть машинку. На столе лежал номер «Сатердей ивнинг пост», в котором по главам печатался последний роман Вудхауза «Раз — и готово!» Бюхельт начал издалека — сказал, что ему очень понравилась статья «Куда же подевался Вудхауз?», и продолжил: «Почему бы вам не выступить пару раз в таком же духе на радио, для ваших американских читателей?»
Ответ Вудхауза на этот вопрос был чистосердечным, но непозволительно опрометчивым: «Я ответил ‘С удовольствием’, или ‘Нет ничего лучше’, или еще что-то подобное. Сказал что-то подходящее к случаю и совсем не придал этому значения», — рассказывал он позже. Оглядываясь назад, Вудхауз утверждал: «Вывод, который я делаю из этого эпизода — что он либо а) получил инструкцию установить, согласен ли я выступить, либо б) надеялся услышать, что я хотел бы выступить, а потом доложить в Берлин».
Вудхауз не мог и вообразить, в каком сложном положении окажется. На самом деле всю беседу спланировало немецкое Министерство иностранных дел, которое, узнав о том, как много Вудхауз значит для американцев, решило использовать его как часть большой пропагандистской кампании с целью убедить Соединенные Штаты не вступать в войну. В мае — июне 1941-го эта внешнеполитическая задача стала тем важнее, что Гитлер и его военачальники как раз завершали подготовку к операции «Барбаросса» — вторжению в Советский Союз. Если бы Вудхауз отдавал себе отчет в происходящем, он бы по некоторым признакам заметил, что в Польше уже несколько недель скапливаются огромные военные силы. Другие узники Тоста, например, рассказывали, что видели колонны германской бронетехники, ехавшие мимо лагеря в направлении границы.
Тем временем в Берлине Пауль Шмидт, профессиональный дипломат, глава администрации германского Министра иностранных дел Риббентропа, еще с мая 1940-го получавший многочисленные прошения по поводу Вудхауза, пришел к выводу, что освобождение гражданского интернированного лица номер 796 будет полезно по целому ряду причин. Главная из них: американская общественность успокоится и увидит, что Германия серьезно относится к нейтралитету Америки. Это проявление гуманности, возможно, поможет их МИДу удержать Америку от вступления в войну до нападения на Советский Союз. «Освобождение Вудхауза, событие само по себе незначительное, — писал позднее в своем знаменитом эссе „В защиту Вудхауза“ Джордж Оруэлл, — было неплохим способом задобрить американских изоляционистов». Более того, оно могло обернуться пропагандистским триумфом на внутреннем фронте, продемонстрировав превосходство Министерства иностранных дел над Министерством пропаганды по ту сторону Вильгельм-штрассе. Риббентроп и Геббельс ненавидели друг друга, и их ведомства вели между собой жестокую борьбу. Дипломаты, как и везде, считали себя высшей кастой среди чиновников, образованными профессионалами, в то время как пропагандисты в их глазах были неотесанной фанатичной буржуазной мелюзгой. Падению Вудхауза, безусловно, поспособствовала эта яростная межведомственная вражда между скороспелыми министерствами нацистского режима и гордыми своей преемственностью министерствами прусской империи. Как писал в книге «Вудхауз и война» Иан Спраут, ценность Вудхауза для профессиональных дипломатов «заключалась именно в том, что он не симпатизировал нацистам и не сотрудничал с ними… [для плана Министерства иностранных дел] было жизненно важно, чтобы Вудхауза освободили как бы под давлением Америки». Но тщательно продуманная комбинация встретила противодействие: освобождение Вудхауза не одобряло гестапо.