Нас поставили вокруг циферблата (так я буду это называть), и наш провожатый оставил нас и, выйдя наружу, поднялся на крышу купола и там вошел в часовню над нами. Мы не знали, что должно было произойти, и потому стояли, вглядываясь в диск.
Немного спустя вся местность приняла иной характер, воздух как будто бы начал менять цвет и яркость. А когда мы огляделись, увидели, что ландшафт исчез, а между колоннами протянулось нечто, что казалось тонкой, как паутина, тканью, развешанной в виде занавесей. Они были различных оттенков, и, пока мы смотрели, всё стало разделяться на собственные цвета и приобретать более определенные формы. Это продолжалось до тех пор, пока мы не обнаружили, что стоим на поляне, окруженной кольцом деревьев, тихо колышущихся на ветерке.
Запели птицы, и мы видели их яркие хохолки, когда они перелетали с дерева на дерево. Постепенно углублялась даль между деревьями, и мы могли заглянуть в далекий прекрасный лес. Купол также куда-то делся, и небо повисло над нами, как балдахин.
Вновь обернулись мы к алтарю и диску. Они были по-прежнему на месте, но фигуры и знаки на них сияли теперь светом, который, казалось, шел изнутри алтаря.
Теперь мы услышали сверху голос нашего провожатого, предложивший нам попытаться прочесть изображение на пластине. Мы мало что могли сделать поначалу, но, наконец одна из женщин, что была умнее других, сказала, что знаки были в действительности символами различных элементов, которые шли на восполнение растительных и животных тел в духовных сферах. Трудно объяснить, каким образом связь между тем и другим стала заметна нам. Но едва на это было указано, стало совершенно ясно, что так оно и есть.
Теперь наш провожатый присоединился к нам снова и объяснил применение самого здания. Оказалось, что прежде чем студенты будут способны значительно продвинуться в творческой науке, как ее изучают в этом краю, они должны получить доскональное знание основополагающих элементов, с которыми им придется иметь дело. Это, конечно же, совершенно естественно. Это здание — одно из первых, куда они приходят учиться, и плита, или циферблат, это своего рода счетчик этих элементов, на котором студент, находящийся в верхней часовне, может видеть сочетания элементов, которые он вызвал, и также содержание каждого элемента, входящего в сочетание.
По мере продвижения вперед учащиеся способны достигать желаемого результата, без каких-либо научных приспособлений, которые поначалу им необходимы. Инструменты удаляются один за другим, пока, наконец, в них совсем отпадет надобность.
Мы спросили провожатого, для какой практической надобности применялось знание, когда бывало получено. Он ответил, что первым назначением была тренировка ума и воли студента. Это превосходная тренировка и очень напряженная. Когда студент становился искусным, он переходил в другой колледж в этом краю, где изучалась другая ветвь науки, и затем должен был пройти еще много уровней тренировки. Действительное применение его знания выпадало на его долю не раньше, чем он проходил через многие сферы развития. На высших из них ему позволяли сопровождать одного из великих Правителей, или Архангелов, или Сил (я не знаю точного и правильного титула), в одной из его миссий служения в Бесконечном Творении Единого Отца и там видеть весь величественный процесс в действии. Предполагалось, что это может быть сотворение нового космоса или системы, как материальной, так и духовной. Но это настолько высоко от того состояния, в котором мы находимся в настоящее время, что у нас есть лишь общее представление об обязанностях тех Высших Существ, и понадобилось бы несколько эпох развития, чтобы наши пути достигли именно той особой системы Небес. Но что до нас, пятерых женщин, посетивших место, которое я описывала, то наш путь вперед приведет нас в более высокие места.
Мы любим узнавать всё о различных сферах служения, даже если бы мы никогда не были избраны служению им. Не могут все быть творцами космоса, я полагаю, и есть многое другое, что бесспорно необходимо, значительно и великолепно в тех отдаленных от нас пределах, ближайших к Трону и Обители Того, Кто есть всё во всём и для всего.
Возвращаясь через пространные луга, мы встретили такую группу студентов, которая была из другого колледжа и изучала иную ветвь науки. Среди них было несколько женщин. Я поинтересовалась, шло ли женское обучение точно так же, как и у их братьев, и они ответили утвердительно, однако добавили, что если студенты-мужчины отвечают за созидательную сторону, то они, женщины, предназначены дополнять и довершать работу своим духом материнства, и что два аспекта, соединяясь, увеличивают красоту окончательной работы.
К этому времени мы вернулись в первую колонию, где встретили нашего наставника из круглого владения.
Почему ты не назвала мне его имя?
Его имя Арноль, но эти имена звучат так странно для земного уха, и люди всегда пытаются отыскать их значение, так что мы почти никогда не решаемся называть их. Значения, по большей части, непостижимы для вас, поэтому в будущем мы будем просто называть имя, как ты того хочешь, и не расшифровывать его.
Но почему тебе так трудно называть имена? Мне не раз приходилось слышать об этой трудности.
Есть трудность также в том, чтобы объяснить трудность, хотя с твоей точки зрения это такая простая задача. Позволь нам определить это так. Ты знаешь, что для древних египтян имя бога или богини было чем-то гораздо большим, чем имя в понимании несгибаемо материалистических англосаксов, от которых и пошел вечный вопрос: «Как это называется?» Что ж, с нашей точки зрения, а также для древней мудрости Египта, опиравшейся на сведения, полученные из-за этой стороны Завесы, очень многое заключено в имени. Даже в простом повторении некоторых имен присутствует настоящая сила, а порой и опасность.
Вот что мы знаем теперь, но не знали, когда были на Земле. Здесь мы обрели благоговение к сущности «Имени», что для тебя может показаться странным. Частично по этой причине имена не передаются тебе в таком изобилии, как многие могли бы пожелать.
К тому же само произнесение и передача некоторых имен оказывается задачей более трудной, чем ты можешь себе предположить. Это, однако, предмет, который трудно тебе объяснить, и такой, что ты сможешь понять его только тогда, когда станешь знаком с четвертым измерением, что появляется здесь у нас — такой термин мы используем за неимением лучшего. Мы лишь укажем тебе на два-три примера и оставим этот вопрос.
Первый. Когда Моисею было дано Имя «Я есмь Сущий (Иегова)» тем, Кто посетил его, Моисей спросил об Имени, но ни он сам, ни кто-либо другой до сего дня не смог сказать, что оно значит.
Второй. У Ангела, что пришел к Иакову, Иаков спросил имя, и ему было в этом отказано. Ангелы, которые приходили к Аврааму в Ветхом Завете, очень редко называли свои имена. Так же и в Новом Завете, большинство Ангелов, приходивших руководить жителями Земли, только Ангелами и назывались. Когда имя дается, как в случае с Г абриэлем, оно редко понимается по-своему внутреннему значению.
Однажды ты увидишь, какой триумф уготован тем, чьи имена написаны в Книге Жизни Агнца, — фраза, о которой также следует поразмыслить, ведь в ней присутствует чудесная и живая истина, которую те, кто произносят это Имя с такой легкостью, бесспорно, воспримут мало или не воспримут вовсе.
Среда, 15 октября 1913 г.
Как бы ты начал объяснять кому-то, кто имеет слабое представление о духовном мире, истину о жизни за могилой, и реальность этой жизни, и всю ее любовь и красоту? Сначала ты, должно быть, постарался бы донести до собеседника факт его нынешнего существования как действительно бессмертного существа. А затем, когда он в самом деле усвоит определенность этого, он станет, возможно, более открыт для понимания той жизни, которой он, как будет им обнаружено, обладает и с которой соприкоснется, когда откинет в сторону Завесу и выйдет на более яркий свет Потустороннего.
Мы чувствуем, что, если бы люди могли понять, что жизнь, которую они проживают, есть жизнь, а не просто эфемерное существование, они считали бы заслуживающими внимания слова тех, кто убедился в беспрерывности жизни и души и благословенности жребия, уготованного тем, кто на Земле способен бороться и побеждать.