Пора как следует взбаламутить это болото. И будь что будет.
– Лори?
Тишина.
Наверное, это было наивно – думать, что троица Беннеттов коротает дни в тоскливой обстановке мрачного готического особняка. Но воображение все равно упорно рисовало Малдеру тяжелые шторы, массивную мебель, винтажные люстры и вечный полумрак. В реальности их жилище представляло собой светлый, просторный дом, обставленный в духе минимализма. Но в атмосфере все равно витало что-то нездоровое, как будто сам воздух здесь был отравлен. Горем? Обманом? Чувством вины? Одиночеством? Или всем сразу? Все было каким-то… неестественным – слишком чистым, слишком аккуратным, слишком идеальным. Как будто кто-то из домочадцев был одержим попытками компенсировать разруху в собственной жизни наведением порядка в доме. Не самое редкое расстройство.
На каминной полке – всего пара фотографий. Старшая сестра Лорен, Ким, – улыбчивая девушка в форме выпускника колледжа, в руке – флажок с кленовым листом. От Портленда до Канады не больше часа лету; куда надежнее было перебраться на другое побережье. Но ей, вероятно, казалось, что сам факт пересечения границы станет дополнительным барьером между ней и ее семьей. И Малдер, в свое время в похожей ситуации удравший еще дальше – за океан, прекрасно ее понимал.
«Верное решение. Останься она здесь, эта трагедия высосала бы из нее все соки».
Рядом – снимок маленькой Лорен. Здесь ей, наверное, лет пять. В левой руке – плюшевый львенок, в правой – измазанная красной краской кисточка, которой она, высунув кончик языка от воодушевления, малюет по закрепленному на детском мольберте листу ватмана. Неудивительно, что именно это фотография заняла здесь почетное место. На редкость удачный кадр – естественный, но в то же время с прекрасной композицией. Идеальный, если бы не печальный символизм красного цвета.
Больше ничего. Ни свадебных фото, ни фотографий повзрослевшей Лорен, ни детских рисунков, ни грамот, ни спортивных призов. Как будто у Беннеттов вовсе не осталось дочерей.
– Лори! Мне нужно поговорить с тобой. Я из ФБР.
Молчание.
«Что ж, поднимемся наверх. Отступать уже поздно. И глупо».
Оказавшись у двери в комнату, где, предположительно, обитала Лорен, Малдер почувствовал, что у него холодеют руки. Интуиция подсказывала ему, что настал момент истины: сейчас он встретится с той, кто держит в руках клубок ниток, ведущий к разгадке. Укажет ли она ему путь, как Ариадна Тесею, или запутает еще больше?
Он постучал и, не получив ответа, легонько толкнул дверь рукой.
Первое, что бросалось в глаза в комнате Лори Беннетт, – все та же царившая повсюду в доме вопиющая чистота. Стены не завешаны плакатами с рок-кумирами или красавчиками-актерами, на полу не валяется одежда, стол не завален тетрадями вперемешку с косметикой. Никаких розовых бантиков и плюшевых игрушек: кровать аккуратно застелена строгим покрывалом сдержанных бежевых тонов.
В центре комнаты, на полу, спиной к двери, сидела, сгорбившись, ее обитательница и что-то писала в блокноте. Музыка в плеере играла так громко, что Малдер отчетливо слышал ее, несмотря на большие наушники, плотно сидящие на голове девочки. Он подошел и мягко положил руку ей на плечо, не слишком рассчитывая на то, что его осторожность поможет. Так и вышло: Лорен испуганно подскочила и, сбросив наушники, развернулась и попятилась к окну.
– Лори, меня зовут Фокс Малдер, я агент ФБР, – торопливо представился он и показал значок. – Прости, ты, видимо, не слышала меня.
Лорен Беннетт в свои четырнадцать выглядела не старше двенадцатилетней. Высокая, угловатая фигура, болезненная худоба. Прямые светло-русые волосы до плеч. Лицо со впавшими щеками и сильно выступающими скулами. И глаза – огромные серые глаза, настолько лишенные любых эмоций, что Малдеру на мгновение показалось, будто это пустые глазницы, через которые просвечивает нависшее над горой Маунт-Худ серое небо.
«Как же она выглядела два года назад, когда вернулась домой?»
– Разве вам можно со мной разговаривать? – спросила она невыразительным, тихим голосом.
Малдер улыбнулся.
– Я просто хочу познакомиться.
– Зачем?
«Ей ничего не сказали. Тем лучше».
– Что ты пишешь? – Он сделал вид, что не слышал ее вопроса, и посмотрел на оставшийся лежать на полу блокнот.
Лори проследила за его взглядом.
– Это дневник. Мой врач говорит, что мне нужно обязательно писать туда каждый день.
Малдер кивнул и огляделся по сторонам.
– Симпатичная комната.
– Спасибо. Ее недавно переделали. Папа сказал, чтобы я все выбрала сама.
Малдеру чудом удалось удержать на лице доброжелательно-нейтральное выражение и не выказать своего удивления. Если бы отец дал ему, четырнадцатилетнему, разрешение обставить комнату на свой вкус, он бы… Даже сейчас эта мысль вызывала у него какой-то приятный трепет, хотя понятие «дома» в его первоначальном значении давно ушло из его жизни. Вместе с постелью и свежей едой.
Он кивнул и осторожно сел на краешек кровати.
– На самом деле я хотел кое о чем спросить. Знаю, родители против того, чтобы мы разговаривали, но ты нас очень выручишь, если ответишь. – Он выудил из кармана фотографию Лукаса Хэмптона – точнее, Ричарда Ли Кларка – и протянул ее девочке. – Лицо этого человека не кажется тебе знакомым?
Та аккуратно взяла снимок и, посмотрев на него, вернула обратно.
– Нет. Почему вы спрашиваете?
Малдер внимательно наблюдал за ее мимикой, но на лице Лорен не промелькнуло ни испуга, ни узнавания. «Если врет, то актриса из нее блестящая. Ну что ж, хватит ходить вокруг да около».
– У нас есть подозрение, что он может быть как-то связан с тем, что с тобой произошло.
Выражение ее лица как будто бы не изменилось ни на йоту, но зрачки слегка расширились, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Всего на долю секунды. Будь на месте Малдера менее опытный агент, он мог бы ничего не заметить.
– Я его не знаю. Простите.
Малдер понимающе кивнул и, вздохнув, поднялся на ноги.
– Ну что ж, спасибо. Прости, что побеспокоил.
Лорен равнодушно пожала плечами, а Малдер направился было к двери, но в последний момент остановился и подошел к висевшей над кроватью полочке c небольшой коллекцией сувениров.
– С ума сойти, у меня был точно такой же. – Он с улыбкой показал на старый синий значок с изображением Эмпайр-стейт-билдинг и надписью «Нью-Йорк». – Столько лет прошло, а их до сих пор делают?
– Это не мой. Папин, – отозвалась Лорен.
– Ясно. А это? – Малдер взял в руки стеклянный шар со снегом и подошел к окну, чтобы рассмотреть его на свету. На подставке – рельефный ряд домиков в стиле Рюссо, а внутри – мост Золотые Ворота.
– Это мое, – немного раздраженно ответила девочка.
– Ты там была?
– Нет, я его… нашла.
– Нашла? – удивился Малдер.
– Я принесла его с собой. – В голосе Лори появились агрессивные нотки, и Малдер, прекрасно понимая, что она имеет в виду, предпочел не давить.
– Понятно. – Он отошел от окна и усмехнулся. – Снег в Сан-Франциско? Кому только такое в голову пришло? – Малдер несколько раз подкинул сувенир вверх и внезапно бросил его Лорен. – Лови!
Та среагировала мгновенно и ловко поймала шар.
– Спасибо, Лори. Ты мне очень помогла, – сказал Малдер, улыбнувшись девочке перед тем, как выйти из комнаты. Ответа он не ждал: было ясно, что его не последует.
***
– Он понял?
– Нет. Я ничего не сказала.
– Он понял.
– Прошу тебя… не надо.
– Ты все испортила. Они докопаются до правды. Зачем ты это сделала? Зачем ушла? Мы могли бы быть вместе.
– Ты дал ей умереть.
– Ты прекрасно знаешь, что у меня не было выбора.
– Ты дал ей умереть! И дал бы умереть мне, если бы я была на ее месте.
– Это не так.
– Ты не любил ни одну из нас.
– Это неправда. Я любил тебя. Я люблю тебя. Я всегда рядом, всегда наблюдаю за тобой. Все это время я думаю о тебе и хочу спросить только об одном: почему? Зачем ты пришла сюда?