***
Она просыпается ночью в холодном поту от приступа невыносимой боли внизу живота.
Мир стремительно сжимается, пока в нем не остается ничего, кроме ее стонов и разрывающих тело спазмов. В попытке встать она опирается на матрас, и ее рука ложится на мокрое пятно на простыне.
Кровь.
Целая лужа вязкой, горячей крови. Ее так много, что она не успевает впитаться в белье и матрас и липким густым слоем медленно растекается на поверхности.
Каким-то чудом ей все-таки удается встать. Но почти тут же ее ноги подкашиваются. Она падает на пол и ползет к двери. Ползет на боку, одной рукой обхватив свой огромный живот и пытаясь почувствовать хоть одно шевеление, которое подсказало бы ей, что ребенок все еще жив.
Ее пересохшие растрескавшиеся губы твердят лишь одно слово: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Собрав всю волю в кулак, она дотягивается кончиками пальцев до ручки двери и, открыв ее, проваливается в темноту.
Она приходит в себя в больнице. Пол, стены, потолок — абсолютно белые. Глаза режет яркий, безжалостный свет ламп. В коридоре пусто. Никого. Ни единой живой души.
Кроме нее. И медсестры, неспешно толкающей коляску.
Она смотрит вниз и видит, что за ней на белоснежном полу тянется ярко-красный след. Кровь. Много крови. Счет, должно быть, идет на минуты.
Она открывает рот, но не может ничего сказать. Ее голос тонет, бесследно исчезает в вязком, словно вата, воздухе. Поэтому она кричит, но даже тогда с ее губ слетает лишь едва различимый шепот.
— Почему… так медленно?
Медсестра молча вкатывает коляску в палату.
— Пожалуйста… Поторопитесь… Ребенок… Он еще не может… не должен родиться…
— Но ведь он уже родился, — с улыбкой отвечает медсестра и, наклонившись к ней, показывает куда-то пальцем.
Парализующий страх охватывает ее, но она все же поворачивает голову.
Эмили.
Одетая в длинную больничную рубашку, девочка сидит к ней спиной, болтая ногами. И наконец оборачивается.
Бледное лицо, остекленевшие глаза. Синие губы растягиваются в жуткой улыбке.
— Я ведь уже родилась, мама.
Она кричит — просто бесцельно истошно кричит, а Эмили продолжает улыбаться, пока ее тело не начинает постепенно растворяться в воздухе, как песочная фигурка на ветру.
Кажется, в комнате не осталось ничего, кроме них двоих. И ее страшного, дикого, животного крика.
— Скалли!
Медсестра смеется и зовет ее.
— Скалли! — повторяет она. Почему-то — голосом Малдера.
Она распахнула глаза.
— Мы приземляемся. Подними спинку кресла.
Малдер окинул ее странным оценивающим взглядом и, поправив очки, продолжил читать.
========== Глава 2 ==========
— Детектив… — Малдер, нахмурившись, еще раз сверился со своим блокнотом. — Пусси?
Встретивший их в полицейском участке Худ-Ривера чернокожий мужчина — лет шестидесяти, довольно высокого роста, с совершенно седыми волосами, резко контрастировавшими с его темной кожей, — страдальчески вздохнул.
— Пьюзи. Позвольте я опущу историю про появление лишней «эс». Буду премного благодарен, если все шутки по поводу моей фамилии прозвучат сейчас, чтобы впредь нам не пришлось к этому возвращаться.
— Как ни печально, детектив Пьюзи, но мы уже давно не в младшей школе. Скалли?
— Я тоже воздержусь.
— Ну и отлично. Зовите меня Фрэнком.
Малдер пожал руку детектива.
— Фокс Малдер. Зовите меня Малдером. Ради всего святого.
Фрэнк Пьюзи сочувственно кивнул в знак того, что понимает боль своего коллеги по несчастью, и повернулся к Скалли.
— Дана Скалли. — Она пожала морщинистую руку полицейского. — Зовите как пожелаете.
Детектив улыбнулся.
— Рад, что вы приехали. Вот уж не думал, что дело Беннетт снова вылезет спустя столько лет… Я, как говорится, уже слишком стар для этого дерьма. Обращайтесь за помощью в любой момент, но предупрежу вас сразу: к Беннеттам вам лучше не соваться.
— Они хотя бы в курсе, что произошло? — спросил Малдер.
Пьюзи пожал плечами.
— Не желают ничего слышать, даже не дали мне договорить. Можете себе представить, через что им пришлось пройти. Они не слишком-то доверяют полиции, и я их не виню. — Он тяжело вздохнул. — Мы действовали строго по протоколу, но… Должно быть, не стали копать так глубоко, как следовало бы. У нас тут совсем рядом национальный парк — вокруг вулкана. — Пьюзи махнул в сторону окна, и агенты одновременно перевели взгляд на нависшую над городом угрюмую гору Маунт-Худ. Ее снежный пик окутывали облака — бледно-розовые в лучах ненадолго пробившегося сквозь них заходящего солнца. — Туда и дети частенько забредают, и туристы теряются. Знаете, все эти заповедники для шерифов — а я тогда был помощником шерифа — та еще головная боль. Особенно здесь. Местность сложная — горы, леса, реки. Зимой еще и холодно — температура минусовая. Народ так и норовит там заблудиться, а ты потом бегай, ищи, договаривайся с рейнджерами, а те вечно вставляют палки в колеса… Пока выпросишь вертолет — на полголовы поседеешь. — Он с грустной улыбкой показал пальцем на свои полностью седые волосы. — В общем, признаюсь честно: возможность похищения я тогда всерьез не рассматривал.
— А потом, задним числом, у вас возникли какие-то новые соображения? — поинтересовалась Скалли.
— Нет. — Фрэнк Пьюзи пожал плечами. — Мы всех проверили, как положено. Дом перевернули вверх дном, школу тоже. Прочесали всю округу, всех местных отморозков как следует потрясли. Но я все равно не могу отделаться от ощущения, что мы что-то упустили. Надо было… мыслить шире. Очень жаль Шейлу и Уайатта. Как будто мало им горя. А ведь такие милые были люди.
— Были? — переспросил Малдер.
— Мы давно не общались. С тех самых пор, как Лори вернулась. Теперь они живут очень замкнуто.
— Расскажите про ее возвращение, — попросила Скалли.
Детектив вздохнул.
— Дело закрыли спустя год с небольшим. Я долго бился, чтобы поиски не останавливали, но — сами знаете — бюджет у нас не резиновый. А Шейла и Уайатт не отчаивались, продолжали обивать пороги. Все это скучная бюрократическая волокита, и деталей я не знаю. А спустя несколько лет она вернулась из небытия. Сама. До сих пор забыть не могу: днем мне звонят из госпиталя Святой Марии. Мол, так и так, у нас тут девчонка, пешком пришла. Ничего не помнит, только повторяет свое имя и зовет маму. Честно вам скажу: я чуть не обделался со страху, пока ехал к Беннеттам. Понятия не имел, чего от них ждать. Но они были в таком же шоке, как и я. Молча сели в машину, и мы отправились в больницу.
— Родители сразу ее узнали? — спросила Скалли.
— Да как ее узнаешь? Она пропала совсем ребенком, а вернулась подростком. Похожа, конечно, что и говорить. Худенькая, глаза зеленые, огромные. Шейла как вошла в палату, тут же разрыдалась. И девочка тоже. Они ее сразу приняли, агент Скалли, — добавил Пьюзи после небольшой паузы. — Может, мне и не стоило вас вызывать. — Он заметно помрачнел. — Может, зря я прошлое ворошу, пусть все остается как есть. Но эти переломы… просто покоя мне не дают, понимаете? Интуиция. Ну или называйте, как пожелаете.
Малдер собирался подбодрить детектива, заверив того, что в поиске убийцы «Джейн Доу № 4» ему так или иначе пригодится помощь, но в последний момент почему-то предпочел смолчать.
— Она хоть что-то смогла рассказать? — спросил он вместо этого.
— Нет, ничего конкретного. О похищении — вообще по нулям. Врачи говорили, что память со временем может вернуться, но шансов расспросить девочку больше не представилось: Шейла с Уайаттом довольно скоро закрыли ее дома и запретили к ней подходить. Журналисты их замучили. Они, думаю, вообще уехали бы ко всем чертям из Орегона, если бы не потратили все сбережения на юристов.
— А что насчет других воспоминаний? Какие-то события из детства? Родственники, школа, друзья? — продолжал допытываться Малдер.
— Про это мне ничего не известно, агенты. — Пьюзи развел руками. — Знаю только, что первые месяцы Лори, считай, вообще рта не раскрывала — молчала как рыба. Не думаю, что когда она наконец заговорила, родители бросились ее расспрашивать и проверять. Они с самого начала вокруг нее на цыпочках ходили, как будто она ваза династии Мин. И их можно понять, — поразмыслив, добавил детектив.