Скалли открыла рот, чтобы ответить, но была слишком изумлена, чтобы сформулировать нечто внятное. Ее собеседница, гордо выпрямившись, кивнула на прощание и направилась к машине.
– Шейла, постойте!
Она обернулась.
– Одна мысль не дает мне покоя – ДНК-анализ. Да, теоретически Рикелс мог это провернуть, но… – В этот момент Скалли догадалась по промелькнувшему на лице Шейлы выражению, что ей нет необходимости развивать свою мысль и дальше. Но все же договорила: – Слишком чисто и быстро сработано.
Шейла на секунду замешкалась, словно сомневаясь, отвечать или нет, но все же решилась:
– Добыть ланцет и пробирку было нетрудно. Я немного потренировалась на себе, чтобы набить руку. Ким даже не проснулась.
Они замолчали. На мгновение Скалли показалось, что мир вокруг них превратился в расплывчатое пятно – смазанная картинка, отдаленный гул голосов на заднем плане… А в центре – единственная константа – она и Шейла. И общая, понятная лишь им обеим тайна, повисшая между ними, словно висячий мост – связующая нить между двумя такими непохожими женщинами, стоящими на разных берегах одной реки.
***
– Воистину: любовь подчас принимает причудливые формы. – Малдер покачал головой, не отрывая глаз от дороги. Они решили добраться на машине до Карсона, где находился более крупный аэропорт, и вылететь домой оттуда.
Скалли бросила взгляд в боковое зеркало и с удовлетворением отметила, что вулкан Маунт-Худ становится все меньше и меньше. Словно в глубине души испытывала иррациональный страх, что эта громадина сдвинется с места и отправится за ними в погоню. Не пройдет и четверти часа, как он исчезнет из поля зрения и превратится в точку, маячащую где-то позади.
– Любовь? Или крайняя форма эгоизма? Или мазохизма? Я даже не знаю, как это назвать, Малдер. – Она раздраженно развела руками и пнула мыском ботинка валявшуюся под пассажирским сиденьем банку из-под колы.
– Скалли, мы ведь не будем сейчас пускаться в пространные философские рассуждения о том, что такое любовь?
– А у тебя есть мнение по этому вопросу, Малдер?
– Думаю, у меня есть некоторое… понимание, – ответил он повернул голову, услышав ее скептическое хмыканье. – Это приходит с возрастом.
Она посмотрела на Малдера с мягкой улыбкой, и он, на секунду отвлекшись от вождения, вдруг наклонился и чмокнул ее в щеку. Скалли шутливо оттолкнула его.
– Следи за дорогой.
Когда Малдер послушно взялся за руль обеими руками и обратил взгляд вперед, она отстегнула ремень и, поерзав в кресле, подобралась поближе к нему. И поцеловала – в то чувствительное местечко рядом с мочкой уха.
Усевшись обратно и вернув ремень безопасности на место, Скалли продолжила:
– Во всяком случае, я не так представляла себе материнскую любовь, Малдер. И никто ее так не представляет.
– А как же соломонова притча о двух матерях?
– Причем тут это?
– Притом, что это притча об истинной любви. И о том, что решения, продиктованные истинной любовью, не всегда очевидны. Шейла знала – или думала, что знала, что ее дочери больше нет, и хотела сделать счастливым другого ребенка.
– Или себя?
Он пожал плечами.
– Боюсь, этого не знает даже она сама, но я оптимист, Скалли. Предпочитаю думать, что ею руководили благие намерения.
Она отвернулась к окну и замолчала.
– О чем задумалась?
Вопрос прозвучал легко и беззаботно, но Скалли прекрасно расслышала скрытую тревогу и напряжение в голосе Малдера. Сколько должно пройти времени, чтобы они снова смогли затрагивать тему материнства объективно и спокойно?
Едва ли это когда-нибудь произойдет.
– Я задумалась о том, что сделала бы, если бы Эмили вдруг вернулась. Или кто-то, кто выдавал бы себя за нее.
Он не ответил и молча ждал, когда она заговорит снова, но наконец тишина стала невыносимой.
– И что же?
– Не знаю, Малдер. – Ее голос прозвучал глухо, бесцветно. – Не знаю.
В машине воцарилось молчание. Они переехали живописный мост через Колумбию и свернули с местного шоссе на автостраду. Пейзаж моментально изменился: могучие орегонские сосны остались где-то позади, и теперь перед глазами маячили лишь бесконечные заправки и кафе быстрого питания.
«Дом, милый дом», – подумал Малдер, осознав, что от этой унылой картины за окном на душе парадоксальным образом стало легче и веселее. До какой степени одиночества надо дойти в своем отшельничестве, чтобы сердце так сладко щемило при виде «Тако Белл» и «Тексако»?
Интересно, превратится ли для него «дом» в нечто большее? И более… нормальное? Теперь, когда они со Скалли вместе – в полном смысле этого слова?
Где они будут проводить время? У нее или у него? Или возьмут в привычку чередоваться?
Что станут делать, когда новизна секса немного развеется, и в их в жизни появятся вечера, когда им просто захочется лежать рядом, в обнимку, не снимая друг с друга одежды?
От этих мыслей – от предвкушения и в то же время – легкого страха перед неизведанным – по коже пробежал холодок.
Малдер взглянул на Скалли, которая все так же безучастно глядела в окно и, кажется, готова была вот-вот погрузиться в сон.
– У меня для тебя кое-что есть.
– Хм? – Она, мгновенно очнувшись, с интересом посмотрела на Малдера.
– Хотел отдать раньше, но не подворачивался подходящий момент.
Он выудил из кармана маленькую обитую бархатом коробочку.
– Малдер?
С удивлением услышав в ее голосе панические нотки, он перевел взгляд на Скалли. Сообразив, что за мысль пришла ей в голову, Малдер весело рассмеялся.
– Не могу сказать, что мне льстит твоя реакция, но, так и быть, пока не будем об этом.
Она примирительно улыбнулась и, аккуратно взяв у него из рук коробочку, открыла ее.
Внутри лежал золотой крестик. Точь-в-точь такой же, как тот, который она оставила в гробу Эмили, несмотря на то, что внутри лежал лишь песок.
– Это просто копия, но я подумал, что тебе, может быть, будет приятно носить хотя бы ее.
– Малдер… – Она теребила крестик в руках. – Он и вправду точно такой же. Как тебе удалось?
Он с хитрым видом постучал себе пальцем по виску.
– Эйдетическая память, Скалли.
– Как бы не так. Ты что, с моей мамой советовался?
– Конечно, нет. Только меня ей не хватало.
– Малдер?
– Просто принес ювелиру фотографию.
– Какую фотографию?
– Джона Леннона, Скалли. Твою, разумеется.
– Откуда у тебя моя фотография?
– Ты правда думаешь, что у меня нет ни одной твоей фотографии?
– У меня нет ни одной твоей фотографии.
– Мы это исправим.
Пауза.
– Нет, серьезно, Малдер. Какая такая фотография?
– Скалли, не могу поверить, что говорю это, но у тебя паранойя.
– Просто интересно.
– Я тебе ее покажу.
– Да уж сделай милость.
Тишина.
– Малдер?
– Да?
– Спасибо.
– Пожалуйста, Скалли.
Она снова наклонилась к Малдеру и, что-то прошептав ему на ухо, надела крестик на шею.
Удовлетворенно вздохнув, Скалли принялась сворачивать куртку валиком, чтобы использовать как подушку, но внезапно ее рука нащупала в кармане нечто твердое, цилиндрической формы.
Таблетки. Перед отъездом из дома она с предусмотрительностью заядлого наркомана запихала упаковки во все карманы и укромные уголки и теперь с удивлением обнаруживала их в самых неожиданных местах.
Скалли извлекла баночку из кармана и, с некоторым сожалением поглядев на нее в последний раз, приоткрыла окно и выкинула наружу. Ей не было никакой нужды смотреть на Малдера: она и так знала, что сейчас он улыбается. Скалли подложила под голову свернутую куртку и расслабленно выдохнула.
Теперь можно было спать спокойно. И открыть глаза уже в аэропорту Карсона, где все события последних дней покажутся не более чем сном. Все, кроме того, что произошло между ней и Малдером. Прежняя страница их отношений перевернута навсегда.
Впереди была совсем другая, новая жизнь.