Услышав голос, Элли сразу начала тихонько всхлипывать. Она не усомнилась в том, что это голос Джули, так же как я был уверен, что это голос Джен.
— Она страшно напугана, — сказала Элли, овладев собой.
Я кивнул:
— Да. Но главное — она жива. Из этого и нужно исходить.
— Кто эти люди? — спросила она. — Кто эти подонки?
Она уткнулась головой мне в грудь и снова заплакала.
— Мы их найдем, — говорил я. — Мы до них доберемся.
— Нужно пойти в полицию. Сами мы мало что можем сделать.
— У нас же ничего нет. Они даже не поверят, что Джен действительно существовала. А Джули и вообще ни при чем. Мы ничего не можем доказать.
— Они позволили ей позвонить, чтобы мы знали, что она жива?
— Может быть. Но мы не поверим, пока не убедимся.
Зазвонил телефон. Мы вздрогнули. Определитель номера, заблокированный во время звонка Джен, высветил: Управление полиции Элленвилля.
— Килмер.
— Мистер Килмер, это лейтенант Кентрис из полиции Элленвилля. Я бы хотел поговорить с вами о ваших статьях. Мне кажется, они могут иметь отношение к раскрытию одного дела у нас.
— Я вас слушаю.
— Мне кажется, лучше не по телефону. Не смогли бы вы приехать? Мы расположены неподалеку от Монтичелло.
— Я знаю, где вы находитесь, — сказал я. — Подождите, пожалуйста, секундочку.
Я зажал трубку рукой, желая изложить Элли суть разговора, но она уже энергично кивала и искала ключи от моей машины.
— Сегодня днем годится, лейтенант?
— Да, очень хорошо, спасибо. В три у меня в кабинете?
Я согласился, и мы с Элли отправились в Элленвилль. Я взял с собой автоответчик с голосом Джен. Мы добрались до Элленвилля в половине третьего, и тут же нас провели к Кентрису.
После того как мы представились друг другу, он сказал:
— Простите, что заставил вас проделать такой путь, ведь может оказаться, что мое дело никак не связано с вашим.
— Так расскажите же, — попросил я.
И он рассказал о мужчине, который пытался войти в один дом в Элленвилле, уверяя, что там живет. Как оказалось, это было неправдой, и ночью он покончил жизнь самоубийством. После его смерти выяснилось, что он был преподавателем из Оклахомы и что его семья понятия не имеет, как он очутился в Элленвилле, зачем сочинил себе другую биографию и почему покончил с жизнью.
— Они думали, что это убийство, — сказал Кентрис, — но коронер сказал другое.
— А вы как думаете? — спросил я.
— Что убийство. Но дверь была заперта снаружи, и я не понимаю, как убийца смог войти.
— Моя квартира тоже была заперта, но им как-то удалось утыкать «жучками» каждый ее квадратный дюйм. У вас есть фотография этого мужчины?
— Да, — кивнул Кентрис. — Мы получили из Оклахомы.
Он вынул из папки фотографию и протянул ее Элли. Она посмотрела, но на лице у нее ничего не отразилось, и передала мне.
— Не помню, чтобы я его видел, — сказал я.
Кентрис протянул следующую.
— А этого?
И снова ни я, ни Элли не узнали мужчину, в чем и признались.
Кентрис дал нам фото третьего мужчины, и Элли опять его не знала. Но как только я всмотрелся, у меня не осталось сомнений.
— Это отец Джен, — сказал я. На меня смотрело лицо Бена Райана, человека, в доме у которого я провел четыре дня, который гордился своей дочерью и расспрашивал, каковы мои намерения.
— Вы уверены? — спросил Кентрис.
— Абсолютно. Это он умер в мотеле?
— Именно он, — кивнул Кентрис.
— А кто те двое?
— Люди, не имеющие отношения к этому делу.
— Вы меня проверяли?
Он пожал плечами.
— Прежде всего я коп. Исходите из этого.
Потом он стал спрашивать, что мы знаем или подозреваем. Мои статьи он читал, но я заполнял некоторые пробелы, например связь с Ласситером. Кажется, он мне поверил, что было невероятной удачей, и сказал, что заинтригован настолько, чтобы допросить Гейтса насчет Ласситера.
— Это не моя юрисдикция, но я знаю тамошнего шерифа.
— Нам он сказал, что дела, которые он ведет с Ласситером, строго конфиденциальны, — заметила Элли.
— Не прокатит, если только он Ласситеру не адвокат и не духовник, — улыбнулся Кентрис.
Когда мы возвратились в Нью-Йорк и подъехали к гостинице Элли, я сказал:
— Этот отель, должно быть, влетает тебе в копеечку.